Продавец швейных машинок - [37]

И тут я вспомнил про чек на семьдесят восемь тысяч фунтов стерлингов. Семьдесят… восемь… тысяч… фунтов… стерлингов. Как ни произноси, быстро ли, медленно — все равно получается что-то сногсшибательное. На такую сумму можно купить… А что, кстати, можно купить на семьдесят восемь тысяч? Я вытащил карандаш, бумагу, и взялся за подсчеты.

3120000 пакетиков жевательной резинки по 6 пенсов за штуку.

78 автомобилей "воксхолл креста", да ещё на бензин останется.

312000 яиц с чипсами по 5 шиллингов.

857 лет ежедневных походов в кино по 5 шиллингов за сеанс.

428 лет и 6 месяцев того же самого, но с подружкой, за которую вы платите.

520000 презервативов по 3 пенса.

— Вы не против? — прервала поток моих мыслей официантка, забирая у меня со стола меню. — Вы здесь не один, между прочим.

Волосатые ноги и глаз косит — вот откуда дурной нрав. Q.E.D..[2]

Так что же мне делать?

Пробило два часа, а я так и не решил. Ладно, подождем, авось, само решится.

Я кинул взгляд на бумажку с последним сегодняшним заказом. Миссис Стэндиш, Нотти Эш, Брэнстон Мэншенз, квартира 12. Что ж, миссис Стэндиш, держитесь, к вам едет лучший продавец "Райтбая"!

Я оставил мохнатой официантке шестипенсовик на чай, чтобы лечилась от косоглазия, и был таков.

Денек выдался хоть куда. В воздухе впервые запахло весной. Люди уже жадно предвкушали, как проведут очередное промозглое лето. Я опустил стекло и всю дорогу до Нотти Эша напевал себе под нос.

Брэнстон Мэншенз меня поразил. Дух покоя и богатства витал над домом, как густой утренний туман. Он ощущался за добрый квартал. Да, тут уж без дураков.

Пройдя через двойные двери, я поднялся на один этаж по лестнице, застланной ковром, в ворсинках которого заблудилась бы стая черепах. Перед дверью с номером двенадцать я остановился и позвонил. Внутри мелодично залились колокольчики. Достаток жильцов ощущался даже в коридоре, словно консьерж поливал его французскими духами. Я сразу вспомнил Саманту. "Саманта, я тебя люблю", — мысленно пропел я.

Дверь распахнулась, я увидел миссис Стэндиш, и тут же позабыл про Саманту. В жизни не видел более соблазнительной и лакомой красотки! Лет двадцать пять, среднего роста, с идеальными выпуклостями и впадинами именно в тех местах, где я бы и сам их расположил. На ней были белые брючки, столь обтягивающие, что я разглядел очертания родинки на правом бедре, и голубой свитер, который, должно быть, подпрыгнул при покупке, увидев, на что его наденут. Смахнув со лба выбившуюся прядь пепельно-пепельных волос, она медленно улыбнулась, и я сразу понял, что мы станем очень добрыми друзьями.

— Привет! — сказала она, ухитрившись одним коротким словом погладить меня от головы до коленок.

— Миссис Стэндиш? — спросил я.

— Нет, — сказала она. — Я её позову.

И исчезла в квартире.

Эх…

Ура — мы опять живем! Подружка оказалась её вылитой копией; волосы только каштановые, брючки желтые, а свитер белый.

— Добрый день, — сказала она.

Чуть более формально, но для знакомства даже лучше.

— Миссис Стэндиш, — снова произнес я, готовый откусить себе правое ухо, если и эта конфетка заявит "нет, я её позову".

— Да.

Я представился, а она шагнула в сторону, впуская меня в квартиру.

Как будто я оказался в дорогом парфюмерном магазине. Запах стоял умопомрачительный, порождая сразу полный набор неприличных мыслей. А квартирка! На китайском ковре расположилась софа фунтов эдак за двести, да и остальная обстановка была под стать.

Блондинка сидела на софе, подобрав под себя ножки и собираясь закурить сигарету фута в два длиной.

— А это моя подруга, миссис Ван-Хайс, — представила миссис Стэндиш. Она живет в соседней квартире.

Еще бы, подумал я. Но на кой черт таким сумасшедшим штучкам швейные машинки?

Блондинка ещё раз улыбнулась. У меня в горле застрял комок размером с баскетбольный мяч.

— Мне пора, ангел, — пропела она. Потом грациозно, как бело-голубая пантера, соскользнула с софы и проплыла к двери, обдав меня шлейфом дорогих духов.

— До скорого, милочка, — попрощалась она, открывая дверь, и я едва удержался, чтобы не сказать "о'кей, крошка".

Белокурая соседка вышла, а миссис Стэндиш, бросив на меня странный взгляд, пригласила сесть на софу.

— Красивая, да? — спросила она вдруг.

— А? Э-ээ… да.

— Красивее, чем я?

Мне показалось, что я ослышался. Я уставился на нее, открыв рот.

— Да или нет?

— Э-ээ… нет.

— Как вас зовут?

— Тобин.

— Я знаю, что Тобин — вы мне представились. Я имею в виду ваше имя.

— Рассел… э… Расс.

Она улыбнулась. Точь-в-точь, как блондинка.

— Прелестно.

Секунд десять она поедала меня взглядом, и я понял, что вся моя одежда сейчас лежит в куче у моих ног.

— Что вы для меня припасли, Расс?

Я потряс головой, отгоняя прочь правдивый ответ, уже готовый сорваться с губ.

— Швейную машинку, да?

— А… э… да. У вас есть стол побольше, чем этот? — я указал на крохотный зеркальный кофейный столик, стоявший перед софой.

Миссис Стэндиш возвела глаза к потолку. Я привстал. Она улыбнулась и остановила меня движением руки.

— Это мы ещё успеем. Хотите выпить?

Не дожидаясь ответа, она соскочила с софы и прошагала к стоявшему у стены столику на колесиках, уставленному всевозможными напитками. И вдруг я сообразил, что и она и её подружка были под мухой — я, должно быть, прервал их послеобеденный коктейль. Вот почему мне показалось, что они так странно смотрят.