Проданная замуж - [66]

Я хотела, чтобы он остался со мной, и не понимала, о каком взвешивании и о какой бирке идет речь. «Если они заберут ребенка, я больше никогда его не увижу, — в страхе думала я. — Они выгонят меня отсюда, а ребенка оставят себе». Я плакала, пока медсестра вычищала и зашивала меня.

— Простите, — сказала медсестра, неправильно истолковав мои слезы. — Я стараюсь не причинять боли. Но то, что я делаю, необходимо. Мы ведь не можем позволить, чтобы вы подхватили инфекцию, не так ли?

— Куда они забрали моего малыша? — произнесла я срывающимся голосом. — Могу я снова его увидеть? Пожалуйста!

— Только не прямо сейчас, дорогая, потому что я…

В зал вошла другая медсестра и перебила первую:

— Тебе еще долго?

— Нет. Я почти закончила.

— Можешь забрать ее в палату, когда она будет готова?

— Да. Как только закончу, сразу же ее заберу.

Вскоре медсестра посадила меня в кресло-каталку и повезла в палату. Без ребенка. Я хотела крикнуть, чтобы они отдали моего малыша, но в горле застрял огромный ком и я способна была только дышать.

В палате медсестра вернула одеяла на кровать.

— Справитесь? — спросила она.

Я устало кивнула и рывком поднялась с кресла-каталки. На соседней кровати женщина прижимала к груди крошечного младенца. Почему ей оставили ребенка, а мне нет? Возможно, потому что я слишком молода. Я легла на постель, думая о маленькой жизни, которой коснулась всего на мгновение, и снова расплакалась, тогда как медсестра помогала мне устроиться на кровати.

Но вот в комнату вошла еще одна медсестра, которая что-то катила перед собой. Она остановилась у подножия кровати.

— Оставить его здесь или положить рядом с вами?

Мой мальчик! В детской кроватке на колесиках и со стеклянными бортиками.

Я улыбнулась медсестре сквозь слезы. На моем лице никогда еще не было такой широкой улыбки, я никогда еще не чувствовала себя такой счастливой и никогда так не гордилась собой.

— Можно, чтобы он был рядом со мной?

Медсестра с улыбкой подкатила кроватку к краю моей постели.

— Нажмите на кнопку, если вам что-нибудь понадобится или если он проснется.

С этими словами она ушла.

Я посмотрела в крохотное лицо сына и на малюсенькую ручку, которую он во сне прижимал к груди. Я легчайшим прикосновением погладила его по руке, только чтобы удостовериться, что он настоящий. Радость переполняла меня, пока я боролась со сном.

Моя собственная плоть и кровь! Мой ребенок. Мой сын.

Меня обманом увезли в Пакистан, заставили вступить в брак, который казался мне ненастоящим, и, самое главное, заставили зачать этого ребенка. Но теперь, когда малыш родился, я тотчас полюбила его, невыразимо сильно полюбила, и в ту самую минуту, как впервые увидела его, прикоснулась к нему, поняла, что буду любить его сильнее, чем все, что успела узнать за свою короткую жизнь. Я лежала на кровати, повернув голову к сыну. Тело ныло и болело, но я сияла, глядя на малыша. Муки нескольких последних часов изглаживались из памяти, пока я любовалась им, чувствуя, что совершила что-то особенное: я породила жизнь, и эта жизнь была не кем-нибудь, а им, и теперь он со мной. Ощущая на сердце мир, какого не знала долгие годы, я поддалась сну.

Разбудила меня медсестра. Я села на кровати, приходя в себя, а она достала моего сына из кроватки и положила мне на руки. Я улыбнулась, глядя на его прекрасное лицо.

— Вы уже придумали ему имя? — спросила медсестра.

— Азмир, — ответила я. — Его будут звать Азмир.

Мать часто говорила, какое имя будет носить первенец одной из ее дочерей. Она пообещала своей матери, моей бабушке, назвать его Азмиром в честь святого места в Индии, которое та в свое время посетила. Однако мать всегда думала, что первенца родит Тара. Ханиф хотела дать это имя своему сыну, но мать запретила, желая приберечь его для родной дочери.

— Хорошее имя, — сказала медсестра. — Думаю, Азмир проголодался, — продолжила она. — Попробуем его покормить?

Мне доводилось видеть, как Ханиф кормила грудью своего ребенка, и я хотела сделать то же самое, но решила, что это, должно быть, дело непростое. Медсестра расстегнула мою рубашку и поднесла Азмира к соску. Тот с жадностью присосался к груди.

— Ничего себе! — воскликнула медсестра. — Никогда еще такого не видела! Обычно ребенок начинает кушать только после нескольких попыток.

Я улыбнулась ей и снова взглянула на Азмира. Все происходящее казалось сном. Я погладила Азмира по волосам, чтобы убедиться, что он на самом деле существует. Во время кормления я снова почувствовала усталость, хотя совсем недавно дремала, и меня начало клонить в сон. Медсестра, должно быть, ожидала этого, потому что каждые несколько минут заглядывала к нам — проверить, как дела.

Спустя какое-то время Азмир и сам заснул. Мне не хотелось возвращать его в кроватку, отчасти от нехватки сил, но еще и потому, что для меня огромной радостью было держать на руках своего сына. Поэтому я просто держала его и любовалась им, удивляясь его совершенству. Едва меня начал одолевать сон, как вернулась медсестра.

— Не могли бы вы положить его в кроватку? — попросила я.

Она осторожно взяла малыша у меня из рук и уложила в кроватку. Он спокойно это воспринял, будто и не заметил, что его перенесли. Медсестра нежно погладила его по черным волосам, а потом переключила внимание на меня.