Пробуждение Зеркала - [43]

— Купил землю? — вырвалось у Дэсса. — За сафи?

— За поддельные сапфиры и прочую дребедень. Позже капитан признавался, что со стыда сгорал, всучивая доверчивым аборигенам стекло, но производить стекло проще, чем камни, а он получил соответствующие инструкции.

— Вот почему Руби такие хрупкие, — пробормотал княжич. Слушать Терезу было мучительно — как будто с тела сдирали шкуру, кусок за куском. Он верил этой черноглазой женщине, как безусловно верил Мстиславу; но до чего же больно! Все сплошная ложь: и то, что рассказывал отец, и чему учили наставники, и даже легенды. Священные легенды СерИвов. Бесконечная ложь…

— Аборигены объявили капитана богом и взяли себе новое имя: СерИвы — дети Сергея Иванченкова, — закончила Тереза.

— А богу присвоили звучное имя Ханимун, — добавил Мстислав. — Дэсс, ты не в обиде? Я мог и сам тебе рассказать, но не хотел огорчать прежде времени.

Княжич заставил себя улыбнуться:

— Огорчением больше, огорчением меньше — никакой разницы. Капитан, почему вы не покидаете корабль на нашей планете?

Тереза нахмурилась:

— Слав, я полагала, что уж ты-то языком попусту не метешь.

— Не мету, — подтвердил телохранитель. — Тебе задан серьезный вопрос.

— Надеюсь, последний. Видите ли, господин не-Домино, мой покойный отец, адмирал Крашич, был хорошо знаком с сыном капитана Иванченкова. И до моих, тогда еще детских, ушей порой доносились разные истории, сродни волшебным страшным сказкам. Про то, как женщины любовными песнями порабощают мужчин, а те, в свою очередь, песнями умеют убивать. Детские впечатления, знаете ли, — самые стойкие… к тому же из Иванченковского экипажа три человека погибли здесь при загадочных обстоятельствах. Короче говоря, не люблю я вашу планету. И котов здешних боюсь.

— Кого боитесь? — переспросил Дэсс.

— Котов — СерИвов.

— Котов?!

Мстислав положил ладонь княжичу на запястье:

— Тише, тише. Тереза, они не коты.

— Согласна: котоиды. Мальчики, я услышу наконец, зачем вы явились?

За стеной-аквариумом грянул дружный хохот — космолетчики смирились с тем, что их лишили гулянки в ресторане, и праздновали благополучную посадку. Дэсс приготовился было услышать, как затянут изуродованную песню СерИвов, но сообразил, что песни местной звезды у сторонних людей не в почете.

Из бара вышел невысокий темноглазый парень с тонкими чертами лица, из-за этой тонкости и нежного румянца явно кажущийся моложе своих лет. Принес бутылку вина и четыре бокала на подносе. Второй помощник капитана — тот самый, с которым пререкался Мстислав, требуя, чтобы экипаж дожидался его на борту. Дэсс не узнал бы в этом тихом человеке давешнего грубияна, если бы Мстислав не поддел:

— За контрабанду ответишь.

Космолетчик опустил поднос на столик, взялся за спинку кресла, желая сесть рядом с капитаном.

— Йенс, ты тут пока не нужен, — безо всякой строгости заметила Тереза, и он молча отошел.

Йенс не вернулся в бар к экипажу, а остался у торцевой стенки аквариума, прислонился к ней плечом, отрешенно глядя в темноту большого зала, мимо Терезы и ее гостей. Невысокий, худой, как подросток, но ладный. Дэссу подумалось, что парни на борту неспроста малорослые: капитан подбирает экипаж по своему росточку. А иначе как бы ей командовать громилами, которые выше на полторы головы?

— Аронсийское красное полусухое, из «Королевских кладовых», — прочла Тереза на этикетке. — И откуда такая роскошь на нашем корыте? Будете пить?

— Нет. Да, — одновременно ответили Дэсс и Мстислав.

Телохранитель налил густое и красное, как Руби, вино в три бокала, пригубил.

— Недурно. Тереза, какую контрабанду возит Йенс?

— Не пори чушь. — Она тоже поднесла бокал к губам — скорее, символически. — Йенс контрабандой не балуется.

— Возит, — стоял на своем Мстислав. — Он испугался, когда я пригрозил полицией.

Капитан демонстративно поглядела на часы — зеленые цифры светились прямо в воздухе над витым серебряным браслетом.

— Слав, у тебя ровно три минуты, чтобы изложить свое дело. Время пошло.

Мстислав уложился в полторы. Еще две минуты Тереза сидела молча, переваривая услышанное. Наконец изрекла:

— Чепуха.

— Почему? — Телохранитель цедил вино, не показывая, что раздражен или обескуражен.

— Представь, что ты — СерИв. Венец творенья, красы необычайной, в шкуре с переливами, умеешь петь магические песни. И вдруг — бац! — ты всего лишился. Ни шкуры, ни магии. Тебя бессовестно обобрали! А кого теперь любить? Бесшерстных женщин, в которых превратились СерИвки? Они тебе физически неприятны; это заложено природой: мы любим представителей своего вида, а чужаки, собаки, козы — удел извращенцев. Для СерИвов люди — что нам козы. Я права?

— Не уверен, — возразил Мстислав. — Посмотри на Дэсса. Генетическая память человека вся при нем. Да, сейчас наши женщины ему не интересны, но со временем память проснется.

Княжичу не нравился обсуждаемый вопрос, и смутил оценивающий взгляд капитана.

— Подселившиеся к людям СерИвки по-прежнему могут петь песни любви, — заметил он сдержанно.

— Ну, допустим, — уступила Тереза. — Но всякому биологическому виду нужно размножаться. И что в итоге? Кого переселенные СерИвки станут рожать вместо очаровательных шерстистых малышей?