Пробуждение куклы - [2]

– А ведь когда-то тут играли детишки, – нарочито мрачным тоном произнес Ярик. – Звучали их звонкие голоса и смех… Но, блин, если я услышу их сейчас, то обосрусь.

Они рассмеялись и пошли дальше: им предстояло забраться хотя бы в один корпус.

Первый, в который они сунулись, оказался заперт, а в разбитое кем-то окно никому лезть не захотелось, поэтому друзья решили попытать счастья в другом. На этот раз им повезло: покой следующего на их пути строения когда-то охранял навесной замок, но его сорвали, поэтому теперь дверь стояла приоткрытой.

– Похоже, никому нет дела до этого места, – заметил Кира, глядя туда, где раньше висели петли. Их вырвали, что называется, «с мясом». – Иначе бы уже что-то сделали.

– Да, всем плевать. Оно никому не нужно, но сравнять здесь все с землей – слишком дорого, наверное, – махнул рукой Ярик и потянул на себя массивную дверь.

Та зловеще скрипнула ржавыми петлями, вызвав у ребят приступ нервного смеха.

– Сюда наверняка регулярно лазят всякие задроты, – хмыкнул Ярик, освещая фонариком когда-то ярко-зеленые, а теперь потускневшие, облупившиеся и местами покрывшиеся грибком стены коридора, на пороге которого они оказались.

Тот убегал вперед темным мрачным тоннелем, углубляться в который не было ни малейшего желания. Состояние здания оказалось хуже, чем они ожидали увидеть, но лучше, чем могло бы быть: по крайней мере, пол тут был целым, стены стояли крепко и не было ощущения, что на тебя вот-вот обвалится потолок. Но было сыро и грязно. А еще воняло: в затхлом воздухе смешивались запахи мочи и гнили. Какие-то уроды уже успели написать на стенах несколько неприличных слов. Художники от слова «худо», как любила повторять мать Ярика – учительница русского языка и литературы.

– Типа Алекса? – насмешливо поинтересовался Кира, не торопясь идти по коридору.

Он опасливо посматривал на вереницы дверей, тянувшихся по обе стороны примерно на одинаковом расстоянии друг от друга. Одни были плотно закрыты, другие – приоткрыты, третьи стояли нараспашку.

Ярик тем временем обернулся к камере и недовольно поморщился: не подумал, как это прозвучало.

– Не, Алекс – пацан правильный, – тут же сдал он назад. – Я про тех, кто лезет сюда попить пива и поржать над страшными историями про мертвого пионера из второго отряда или сторожа-маньяка с топором, а потом оставляет после себя тонну мусора и… вот.

Он подсветил фонариком высокоинтеллектуальное сочетание из трех букв, написать которое почему-то считает своим долгом каждый, у кого в распоряжении имеется стена и баллончик с краской.

Кира только презрительно скривился. Было время, он и сам «портил» стены, как говорили взрослые, да только они с друзьями наносили на них многоцветные объемные рисунки, в которые превращали, например, название любимой группы. То было искусство, а это – убожество.

– Здесь другую страшилку рассказывают, – отозвался он, отворачиваясь от примитивной «наскальной живописи».

– Какую?

– А ты не знаешь историю «Радуги»?

– А у нее есть история? – удивился Ярик.

– Как у любого уважающего себя пионерлагеря, – фыркнул Кира. – О, блин, как же тут стремно…

Они все-таки сделали несколько шагов вперед и как раз заглянули в одно из приоткрытых помещений, которое когда-то служило комнатой для отдыхающих детей. Там еще стояли рассохшиеся остовы одноместных кроватей, сдвинутые к одной стене, на полу валялись разнокалиберные обломки, смятая банка из-под ядреного алкогольного коктейля, разодранные упаковки из-под чипсов, прочий мусор.

Одна вещица привлекла внимание Киры, он прошел в комнату и поднял с пола небольшого, размером с ладонь, голого пупса с оторванной рукой и выбитым глазом. Посветив на него фонариком, он продемонстрировал его камере.

– Местная страшилка – куклы, – торжественно объявил он.

– Куклы? – недоверчиво переспросил Ярик.

– Да, когда-то это был пионерлагерь для детей работников игрушечной фабрики. Его закрыли в конце восьмидесятых или начале девяностых. Кризис, все дела. Но ходит байка, что была серьезная причина, по которой его закрыли, только она старательно замалчивалась. Мол, в последнюю смену стали в лагере пропадать дети. Ложится мальчик спать, а утром его уже нет в комнате, а вместо него в кровати лежит кукла. Потом пропала девочка. И еще несколько детей. И каждый раз утром в кровати вместо ребенка находили куклу. Детей потом тоже нашли в подвале одного из корпусов. – Кира сделал многозначительную паузу и весомо закончил: – Выпотрошенными. Как будто кто-то решил посмотреть, что у них внутри. Считается, что куклы с фабрики хотели стать настоящими детьми и пытались таким образом занять их место.

Кира замолчал, продолжая крутить в свете фонарика искалеченного пупса, и не заметил, что Ярик смотрит на него шальным взглядом.

– Типа как этот… Пиноккио? – наконец хрипло уточнил тот.

– Ну да, только Пиноккио никому не выпускал кишки…

Кира поднял взгляд на друга и понял, что на того история произвела впечатление. Его это развеселило: он рассмеялся и кинул в Ярика пупса, а тот отскочил в сторону так, словно в него бросили гранату.

– Да ладно тебе, это же просто страшилка! Типа как про девочку с синим ногтем, из которой сделали пирожки с мясом, а ее мама купила те пирожки и, конечно, синий ноготь попался именно ей. Уверен, эта история существовала все годы работы лагеря, и дети рассказывали ее друг другу перед сном, а самые впечатлительные потом мочились в постель или не спали до утра, чтобы кукла не забрала их.