Пробуждение - [10]

Между тем смерть Ната продолжала оставаться предметом самого пристального внимания прессы. «Дейтлайн» хотела сделать специальный репортаж. «Тудей» пыталась побеседовать с Мэри через спутник. Как-то ей даже позвонил один из продюсеров «Опры». По его словам, зрителей этого популярного шоу весьма интересовало, как могла она сохранить достаточно хладнокровия, чтобы сразу после убийства отрезать собственному мужу голову. Были и другие звонки, были незваные визитеры, и в конце концов Мэри согласилась дать эксклюзивное интервью Кэти Курик, наивно полагая, что если один раз она подробно обо всем расскажет, больная для нее тема будет исчерпана раз и навсегда.

Но когда Мэри просмотрела видеозапись интервью, она едва себя узнала. Нет, она вовсе не выглядела самовлюбленной дурой, упивающейся свалившейся на нее сомнительной славой. На экране она предстала напряженной, косноязычной, сломленной обрушившимся на нее несчастьем, и это привело Мэри в ужас. «Хорошо, что Нат меня не видел, — сказала она Миранде, которая смотрела запись вместе с ней. — После такого он бы наверняка меня бросил!»

Впрочем, в последние дни Мэри настолько овладела собой, что даже обменивалась с друзьями мрачноватыми шутками, но в глубине души продолжала ощущать себя одинокой и в высшей степени несчастной. А интервью еще добавило ей отрицательных эмоций.

Кэти Курик начала издалека и даже задала Мэри пару-тройку дежурных вопросов о самочувствии, погоде и прочих пустяках. Ей, однако, не потребовалось много времени, чтобы перейти к главному: как Мэри решилась поступить подобным образом с собственным мужем.

Пытаясь ответить на этот вопрос, Мэри прибегла к сухому, «профессиональному» языку.

— В тот момент, — сказала она, — я запретила себе думать о его теле как о чем-то таком, к чему я когда-то испытывала глубокую привязанность. Я старалась думать о его душе. Как профессионал, я отдавала себе отчет, что мой муж находится в состоянии клинической смерти. Я уже заморозила четырнадцать тел, и мой опыт подсказывал мне, что единственный шанс для Ната — декапитация. Его голова пострадала меньше всего, и я надеялась сохранить ее.

— Я вполне понимаю, Мэри, что вы все еще оплакиваете вашего мужа и что вы носите под сердцем его ребенка, но мы разговаривали со многими врачами, и они в один голос утверждают: при замораживании человеческому телу наносятся значительные повреждения. Вода, содержащаяся в клетках живой ткани, превращается в лед, который, расширяясь, буквально разрывает клеточную оболочку. Это означает, что замороженное тело вообще нельзя будет оживить. Вы сами врач, Мэри, врач и ученый… Как же вы можете верить в возможности криотехнологий, если большинство ваших коллег не согласны с вами?

— Мои коллеги вовсе не несогласны со мной. Они просто проявляют разумную осторожность, которая в медицине еще важнее, чем… чем в атомной энергетике. Между тем им хорошо известно, что и мы, и некоторые другие исследователи метода глубокого замораживания уже давно научились использовать сероводород, чтобы поддерживать лабораторных мышей в состоянии так называемой «приостановленной жизни». А раз получается на мышах, почему не может получиться на человеке? Да, я понимаю, что технология глубокого замораживания еще слишком молода и недостаточно отработана, чтобы ее можно было широко использовать на людях, но… Мы в своих исследованиях постоянно совершенствуем наши методы, и небезуспешно. В настоящее время мы работаем над созданием микросуспензии льда — своеобразного «человеческого антифриза», с помощью которого можно добиться застекловывания клеток без нанесения им сколько-нибудь существенного вреда.

— Расскажите об этом поподробнее, пожалуйста…

— Я… В общем, при охлаждении тела химизм большинства физиологических процессов резко меняется, благодаря чему наша жидкость беспрепятственно проникает в каждую клетку и практически мгновенно останавливает броуновское движение молекул. Благодаря этому не происходит ни обезвоживания клеток, ни разрыва клеточных мембран, о котором вы упоминали.

— Но ведь технологий, способных вернуть вашего мужа к жизни, пока не существует, не так ли? — Это был не вопрос, а утверждение, и Мэри покачала головой.

— Таких технологий не существует, — тихо сказала она. — Но если вы приедете к нам в Калифорнийский университет, я покажу вам, как далеко мы продвинулись в развитии нанотехнологий. Уже через несколько лет мы сможем в буквальном смысле ремонтировать клетки — каждую в отдельности! — при помощи миниатюрных компьютеров, которые сумеют определить и ликвидировать нанесенный тканям ущерб. Когда вы увидите, на что способны эти крошки, вы убедитесь, что физическое воскрешение человека уже очень скоро сможет стать научным фактом.

— Что ж, мне кажется, нам стоит посетить вашу лабораторию, — заметила Кэти.

— Мои коллеги в Калифорнийском университете создают компьютеры размером в один микрон. Это значит, что они в сотни раз тоньше человеческого волоса, однако они на многое способны. Каждый нанобот запрограммирован таким образом, чтобы, присоединившись к поврежденной клетке, восстанавливать ее. Грубо говоря, компьютеры действуют как крошечные инженеры, которые, так сказать, проводят необходимый ремонт в полевых условиях.