Проблески золотого детства - [4]

Я сказал: «Боже мой, опять!»

Он сказал: «Что ты подразумеваешь под «опять»?»

Я сказал: «Это другой вопрос, продолжай…»

Он сказал: «В Ахмедабаде, семь лет назад, я пришел на встречу с тобой с револьвером. Зал был так полон, что организаторы разрешили людям сидеть на сцене».

Итак, этому человеку, у которого был револьвер, чтобы убить меня, было разрешено сидеть рядом со мной. Какой шанс! Я сказал: «Почему же ты упустил свой шанс?»

Он сказал: «Я никогда не слышал тебя прежде, я только слышал о тебе. Когда я услышал тебя, я подумал, что скорее совершу самоубийство, чем убью тебя. Вот почему я стал саньясином — это мое самоубийство».

Семьсот лет назад этот человек действительно убил меня; он отравил меня. Тогда он тоже был моим учеником… но трудно найти Иисуса без Иуды. Я умер осознанно, следовательно, у меня была прекрасная возможность родиться осознанно. Я выбрал мою мать и отца.

Тысячи дураков занимаются любовью повсюду на земле, в любое время. Миллионы нерожденных душ готовы войти в любую утробу, какую бы ни было. Я ждал семьсот лет правильного момента, и я благодарю существование за то, что нашел его. Семьсот лет - - ничто по сравнению с миллионами и миллионами лет впереди. Только семьсот лет — да, говорю я только — и я выбрал очень бедную пару, но очень слаженную.

Я не думаю, чтобы мой отец когда-либо посмотрел на другую женщину с такой любовью, какая у него была к моей матери. И также трудно представить — даже для меня, кто может представить все на свете — что моя мать, даже в мечтах, имела другого мужчину… невозможно! Я знал их обоих; они были так близки, так дружны, так наполнены, хотя так бедны… бедны, но, тем не менее, богаты. Они были богаты в их бедности благодаря их близости, богаты благодаря их любви друг к другу.

К счастью, я никогда не видел мою мать и отца дерущимися. Я говорю «к счастью», потому что очень трудно найти мужа и жену, которые не дерутся. Один Бог знает, когда у них есть время для любви, или даже Он не знает; в конце концов, он должен заботиться о своей собственной жене… особенно индийский Бог. Христианский Бог находится в более счастливом положении: Он не имеет жены вообще, женщины вообще, что говорить о жене? Потому что женщина более опасна, чем жена. Жену вы можете терпеть, но женщина… вы в дураках опять! Вы не можете терпеть женщину, она «притягивает» вас; жена «отталкивает» вас.

Взгляните на мой английский! Заключите его в кавычки, чтобы все поняли меня правильно — хотя что бы вы ни делали, каждый намеревается не понять меня. Но попытайтесь, заключите его в кавычки: жена «отталкивает», женщина «притягивает».

Я никогда не видел моих отца и мать дерущимися, и даже пререкающимися. Люди говорят о чудесах; я видел чудо: моя мать никогда не придиралась к моему отцу. Это чудо, потому что веками мужчина так много эксплуатировал женщину, что она научилась хитрости: она придирается. Придирки — это скрытое замаскированное насилие. Я никогда не видел мою мать и отца в такой ситуации.

Я волновался о матери, когда умер отец. Я не мог поверить, что она сможет пережить это. Они так любили друг друга, они стали почти одним. Она выжила только потому, что она также любила меня.

Я все время волновался о ней. Я хотел, чтобы она была близко от меня, только так она может умереть в абсолютной завершенности. Теперь я знаю. Я видел ее, я смотрел в нее, и я могу сказать вам — и через вас это однажды достигнет мира — она стала просветленной. Я был ее последней привязанностью. Сейчас для нее не осталось ничего, к чему она могла бы привязаться. Она просветленная женщина — необразованная, простая, даже не знающая, что такое просветление. И в этом красота! Человек может быть просветленным, не зная того, что есть просветление, и наоборот: человек может знать все о просветлении и оставаться непросветленным.

Я выбрал эту пару, просто простых крестьян. Я мог выбрать королей и королев. Это было в моих руках. Все королевские утробы были доступны, но я человек очень простых вкусов: я всегда довольствуюсь лучшим. Пара была бедной, очень бедной. Вы не сможете поверить, что у

моего отца было только семьсот рупий; это значит семьдесят долларов. Это все, чем он владел, однако я выбрал его своим отцом. Он имел богатство, которое глаза не могут увидеть, величие, которое невидимо.

Многие из вас видели этого человека, и должны были почувствовать его красоту. Он был простым, очень простым, вы могли даже назвать его просто крестьянином, но неизмеримо богатым — не в мирском смысле, но в другом измерении…

Семьдесят долларов, это все чем он обладал. Я бы и не узнал об этом. Я узнал позднее, когда его бизнес близился к банкротству… а он был очень счастлив! Я спросил его: «Дада…», я привык называть его так; «дада» означает отец… «Дада, вскоре ты будешь банкротом, а однако ты счастлив. В чем дело? Слухи неверны?»

Он сказал: «Нет, слухи абсолютно верны. Банкротство обязано случиться, но я счастлив, потому что я сохранил семьсот рупий. Вот с чего я начал; я покажу тебе это место».

Потом он показал мне место, где он спрятал эти семьсот рупий и сказал: «Не волнуйся. Я начал только с семиста рупий; ничто другое не принадлежит нам — пусть оно идет к черту. То, что принадлежит нам, спрятано здесь, в этом месте, и я показал тебе его. Ты старший сын, помни это место».