Проблемы социологии знания - [99]

Такая конвергенция проявляется в особенности там, где речь идёт о точном определении значения, которое имело и ещё отчасти имеет практически-техническая установка человека европейского Нового времени на господство над миром (в противоположность чисто теоретической, любовно-созерцательной установке) для выработки изначально специфических исходных пунктов, целей и категориальных форм познания мира. Наша эпоха – впервые в истории так называемого Нового времени – предоставляет нам благодаря неслыханно возросшим возможностям сравнения культур знания и форм познания народов и времен, а в не меньшей степени и в силу глубоких потрясений почти всех основ картины мира Нового времени, полную суверенную свободу и достаточную дистанцию, чтобы отважиться на новое слово относительно законов развития человеческого знания и его форм – на такое слово, которое открывает существенно иные будущие перспективы для дальнейшего развития всей нашей теоретической картины мира в философии и науке, нежели те, что дали нам и, исходя из своих предпосылок, должны были дать полноценные и половинчатые формы позитивистских и критицистских философских и эволюционно-теоретических учений. Надо сказать, до сих пор лишь философия, происходящая из позитивистского круга идей (начиная с Кондорсе, О. Конта, Г. Спенсера и кончая Э. Махом, Э. Дюркгеймом, Л. Леви-Брюлем), предложила – и в этом ее огромное преимущество – поистине всеохватывающее учение о развитии человеческого знания. Немецкая философия, особенно поскольку она была ориентирована на Канта, оказалась на этой ниве, в общем и целом, неплодотворной[344]. Вопреки всей имевшейся до сих пор критике, например, «закона трех стадий» Конта, ни одно из учений не оказало на европейское образование более внушительного влияния, чем позитивистское. Признавалось ли это молчаливо или высказывалось открыто, но оно было прямо-таки главным пунктом убеждений научно образованных людей нашей эпохи. В предлагаемой книге именно это учение не только строго опровергается тем, что вскрываются истоки его многочисленных заблуждений – одновременно ему дается позитивная замена в виде новой, совершенно иной картины развития, в которой то, что Конту казалось магистральным направлением человеческого знания, предстает лишь как частное, второстепенное, а в некоторых отношениях даже попятное направление западноевропейского мышления на небольшом отрезке всемирно-исторического движения знания. Тщательно вскрываются причины этой попятной побочной направленности, в особенности причины временного отхода от опытов метафизического познания в пользу, с одной стороны, позитивных наук, с другой стороны, – церковных реставраций.

«Социология знания» в первой части рассматривает «сущность и порядок каузальных факторов истории», будучи в то же время первой позитивной попыткой принципиально преодолеть односторонности и принципиальные заблуждения как натуралистических учений об истории, в первую очередь экономизма Карла Маркса, так и идеологических и сциентистских воззрений на историю (Гегель и Конт). Развиваемый здесь основной закон сменяющихся во времени и от одной культурной эпохи к другой видов комбинации духовно-идейных и инстинктивно-реальных факторов воздействия и детерминации исторически-общественной жизни получит еще более глубокое, чем это было возможно в рамках этой книги, обоснование в близящейся к завершению «Антропологии» автора (особенно в той части, где речь идет о возрастной психологии).

В контексте публикаций автора и его духовного развития оба больших сочинения имеют – независимо от их самостоятельной ценности в плане рассматриваемых ими специальных предметов – особо важный смысл, ибо призваны открыть врата строго методичному метафизическому познанию и мышлению. Проторить свободный путь этому способу мышления – в противовес всякого рода мистике, обскурантизму и одновременно позитивизму – одна из главных целей настоящей книги. И лишь во вторую очередь она является также введением в метафизику автора в том виде, в каком она, пройдя за последние пять лет через глубочайшие потрясения прежде всего мира его религиозных идей, постепенно достигла в нем ясности и зрелости. Попытка объяснить с исторически-социологических позиций метафизический способ познания и его метод как исторически «отжившую» ступень человеческого духа (Конт, Спенсер, Дильтей и др.), равно как попытка с позиций теории познания загнать наше познавание в так называемые «границы возможного опыта, наблюдения и измерения», рассматриваются автором в двух больших сочинениях этого труда как строго опровергнутые. Логика, теория познания и – что наиболее важно – сама познавательная техника философской метафизики, изложенные здесь лишь с принципиальной стороны, будут более основательно и детально разработаны по каждому отдельному вопросу в первом томе метафизики автора, посвященном исключительно сущности и возможности метафизического познания. Метафизику автора можно будет понять, только прочитав эту книгу. Содержащаяся в тексте этого тома работа «Социология вещного обожествления основателя», по которой одно время называлась даже часть книги и которая призвана обстоятельно обосновать некоторые наметки в «социологии знания», имеет косвенную побочную цель – подвести новый фундамент