Проблема 92 - [8]

Надеяться было не на что. При всей любви к Флерову никто не уступит ему ни свою ампулу, ни лихорадочные ночи свои, когда за короткий радоновый век нужно успеть выпытать у природы все, что только можно. Ах, если бы он вовремя закончил измерения! Весь мир лежал бы тогда у его ног. Можно было бы поехать в Карелию, а то и вовсе махнуть куда-нибудь на Кавказ, в горы. А так… Хорошо Русинову или Мысовскому! Они-то могут спокойно ждать. У них-то есть будущее. Один получит ампулу в следующий вторник, другой — еще через неделю. Недаром они и в институте теперь не показываются, благо режим свободный… Даже попросить у них, хоть это бесполезно, и то нельзя.

Мысовский — Флеров уже успел разузнать — уехал в Комарово, а Русинов прочно забаррикадировался в какой-то библиотеке и не подходит к телефону даже по вечерам. Впрочем, все равно это был бы пустой номер. И просить не стоит. У каждого своя работа, важная, интересная, к тому же плановая. Оба ведь как-никак корифеи атомной физики, не чета ему, Флерову — безвестному студенту.

Но он не мог примириться с мыслью, что все для него кончено. С лихорадочной тоской обреченного искал выхода. Сам диплом, честно говоря, его не слишком беспокоил. Для рядового студенческого проекта он набрал вполне достаточно материала. Но работа, его первая настоящая научная работа, висела на грани срыва. А ведь он возлагал на нее немалые надежды. Больше всего рассчитывал он на похвалу самого Курчатова, на серьезную, без тени юмора, благодарность. Игорь Васильевич не раз говорил ему одобрительные слова. Это было всегда приятно, хотя Флеров и понимал, что такие восклицания, как «гениально», «блестяще», «феноменально», не стоит принимать всерьез.

Курчатов всегда находился в приподнятом настроении какого-то почти восторженного ожидания. Недаром, появляясь утром в лаборатории, он сразу же после «физкультпривета» спрашивал: «Ну как дела? Открытия есть?», словно и в самом деле верил в то, что открытия совершаются каждодневно…

Нет, не на такую похвалу, как «гениально», надеялся Флеров. И вот пришла пора прощаться со всеми ожиданиями. Мысль о том, что он не оправдал надежд Курчатова, была нестерпима.,

В глазах учителя он, Флеров, навсегда останется посредственностью. А таким не место в атомной физике, □на — удел молодых гениев, вроде Энрико Ферми. Нильс Бор и Пол Дирак тоже заявили о себе еще студентами. И великий Эйнштейн! Наконец, сам профессор Курчатов, о котором — Флеров не сомневался в том ни на минуту — скоро узнает весь мир…

А тут из-за какой-то жалкой стекляшки все рушится! Что же делать? Что еще можно предпринять? Кроме РИАНа, во всем Ленинграде не сыщешь ни микрограмма радия. Даже искать не стоит. Ни в Москве, ни в Харькове у Синельникова радия он тоже не получит. Так что же делать? К кому обратиться?

И в тот момент, когда окончательно стало ясно, что выхода действительно нет, мелькнула спасительная идея. И как он не подумал об этом раньше! Ведь рядом, буквально за стеной, находится лаборатория Арцимовича! Соседи — Флеров знал совершенно точно — тоже получают ампулы, но почти не работают по ночам. Успевают как-то уложиться в скупо отмеренные сроки атомных распадов. Так, может, обратиться к Арцимовичу? Упасть перед Львом Андреевичем на колени и вымолить ампулу хоть на одну-две ночи? Ему-то, Флерову, ночь куда удобнее дня. Тихо, спокойно, никто не мешает. И главное, нет проклятых трамваев, которые своими искрами вносят разлад в тончайшую настройку чувствительных счетчиков.

Итак, решено! К Арцимовичу! К Леве!

О том, что Лева вполне свободно может и отказать, Флеров старался даже не думать. Но действовать решил осмотрительно. Не прямо, не в лоб. Для начала решил поговорить с Курчатовым.

— Игорь Васильевич, — как бы между прочим спросил он, — этично ли попросить у кого-нибудь на пару деньков ампулу?

— А вы что, не уложились? — Курчатов всегда глядел прямо в корень.

— Да нет… Не то чтобы совсем, а так… — замялся Флеров и с безумной храбростью обреченного сжег за собой все мосты. — Мне надо еще кое-что перепроверить, — твердо сказал он и сам ужаснулся.

Произнесенные им только что непоправимые слова звучали чуждо, неестественно.

— Просить-то этично, — сжав зубы, чтобы скрыть непроизвольную улыбку, ответил Курчатов. — Только бессмысленно.

— Совершенно?

— Совершенно!

— А почему? — стыдясь собственной глупой наивности, все же решился спросить Флеров.

— Потому что не дадут.

— Не дадут, значит…

— Не дадут, — решительно подтвердил Курчатов. — Еще и ключ от квартиры предложат, где деньги лежат, — добавил он, и беспощадная ирония Остапа Бендера лишь подчеркнула всю безнадежность затеи.

И все же Флеров решился продолжить зондаж:

— Но ведь есть и такие, которые не работают по ночам… — Ему показалось, что намек получился довольно тонким.

— Такие счастливчики, кажется, есть. Не перевелись еще.

— И они тоже не дадут?

— Эти могут дать, — согласился Курчатов, — если, конечно, легкая жизнь не сделала их сердца черствыми. Вы знаете кого-нибудь из таких небожителей?

— Одного знаю, — вздохнул Флеров, — но не уверен, что он знает меня… Так, здороваемся в коридоре…