Про шакалов и волков - [9]

Онежский всунул в рот целую корзиночку с кремом и, жуя, хитро уставился на новоявленную Эльвиру. Складки вокруг его рта, на шее, на лбу ходили ходуном. Катя снова беспомощно обернулась на Дениса.

— Это ваш муж? На которого вы беспрестанно оглядываетесь? — прожевав, спросил «бульдожка».

Для Кати он все же остался человеком с этой кличкой.

— Это мой брат. Загадочная и неординарная личность. — Катя прищурила глаза и даже прищелкнула языком, чтобы Онежский в полной мере оценил значительность ее брата.

— А вы, значит, ординарная личность? — хмыкнул «бульдожка», откусывая половину эклера.

Катя внимательно посмотрела на жующего собеседника — на его простодушном лице не было и тени издевки, только любопытство и доброжелательность.

Катерина вздохнула:

— Я — самая ординарная.

Дядька вытер рот салфеткой и заявил:

— Вранье! Я еще не встречал ни одного ординарного человека. А встречал я в силу профессии такое количество людей, что… — он присвистнул и вскинул руку.

— А что за профессия? — игриво спросила Катя, чувствуя, как коварное шампанское ударило в голову и побежало к ногам. «Опьянеть, не приступив к работе, — это просто нонсенс! Как, впрочем, и вся моя жизнь…»

И вдруг Кате стало легко. Ей хотелось смеяться и говорить глупости такому милому «бульдожке».

— Я фотограф-портретист, — сдержанно, но веско сказал Онежский. — А вы наверняка пресс-секретарь какого-нибудь мелкого чинуши от масс-медиа?

— А вот и нет! Я журналист! Этот… фрилансер, — вспомнила Катя красивое слово.

— Понятно, — хмыкнул «бульдожка». И Катя почувствовала, что ему и в самом деле все про нее понятно.

— А ваш неординарный брат чем занимается? — поинтересовался портретист с внешностью тренера по греко-римской борьбе.

— А вот это неважно! — категорично рубанула Катерина. — Он о своей профессии не любит распространяться. Вон, видите, как от вспышек отшатывается. Скромняга и прелестный человек. И прекратите осуждать меня за пирожные! — вспыхнула вдруг она, поймав лукавый взгляд Онежского, который проследил за ее рукой, берущей второй эклер.

— Ну что вы, я думаю, вам просто необходимо еще и вот это, с киви! — горячо возразил Онежский.

Дедим и в самом деле чурался камер и ловко отворачивался от журналистов. Он жалел, что опрометчиво согласился на уговоры сестры и пришел на гламурную тусовку. Публичность была ему не просто не мила — противопоказана. Один из фотографов акробатическим движением шмыгнул между Дедимом и собеседниками и все же сумел сделать его фотографию. Денис отшатнулся от вспышки аппарата, как от разорвавшейся лимонки. Он побелел и колоссальным усилием воли заставил себя не закрыть глаза, не кинуться прочь…

Восемь часов шел тот бой в марте двухтысячного года у села Комсомольское Урус-Мартановского района, решивший исход боевого противостояние Второй чеченской кампании. Дикое сопротивление крупной группировки боевиков, не ожидавшееся федералами в Комсомольском, вынудило отряд спецназа «Росич» вести не зачистку, а тяжелейшее сражение в окружении неистового врага.

Сержанту Денису Димитриеву показалось вдруг, что сквозь адский грохот и разлитое в дыму и крови отчаяние его строго окликнул… отец. Секундный поворот назад, страшная боль в спине, которую будто разорвало надвое, темнота… То мгновенное движение спасло Дедиму жизнь — очередь не прошила голову, а пробила бронежилет, искромсав левую лопатку и поясницу. Ранение было тяжелым, но не смертельным. Впрочем…

— Сержант Димитриев! Денис! — врач хлопал по щекам Дедима, который не выходил из наркоза после операции. Перелом оказался паршивым — сложным, со смещением тела лопатки, и требовал операции остеосинтеза, которая устранила бы смещение отломков и зафиксировала их пластинами и винтами. С этим хирургам справиться удалось, но наркоз спецназовец перенес плохо: работу сердца приходилось контролировать, но оно будто упрямилось, не желало гонять жизнь по телу двадцатилетнего солдата.

— Тут старики за болячки свои цепляются и живут, а молодой здоровяк нос воротит — умник, ничего не скажешь, — нарочито ворчал эскулап.

— Невесты, небось, нет, — подыгрывала врачу медсестра.

Огненная вспышка вдруг вернула Дедиму сознание. Родная Лана — рыжая Лань — будто легла на его грудь, целуя и шепча: «Денька-бездельник — учиться не хочет, хочет в героя играть. Доигрался. Дурак. А я жду его — сама та еще дура», — голос у Ланы сильный, с хрипотцой. И вся она — дикая, неукротимая, любимая до спазмов в груди, до крика…

— А-а-а, — заорал Дедим.

— Ну вот, застонал… Здрасьте-пожалуйста, молодой человек, — ласково сказала круглолицая пожилая сестра, седые волосы которой были аккуратно спрятаны под зеленую шапочку…

Сегодня кошмар снова «накрыл» Дедима, когда он задремал в своей комнате после обеда.

— Опять воюешь с шайтанами? — Лана промокнула платком влажный лоб мужа.

— Давай-ка, вставай, скоро твоя коровушка явится.

— Ну что ты ее обзываешь? Катька — несчастная женщина, которая не может себя перепрограммировать, сколько я ее ни учу… — встряхнулся Дедим в кресле.

Согласно заведенному им распорядку, с раннего утра до обеда частный «консультант по криминальным делам» занимался работой, если таковая наличествовала, и по возможности гулял с младшим, третьим сыном. Затем он сытно ел, а на «десерт» позволял себе лакомое занятие: рассматривать и изучать возможности вновь купленных, дивно нарисованных карточек интеллектуальной коллекционной игры «Магистр», в которой являлся одним из российских топовых игроков.