Про косматых и пернатых - [6]
Сон пришел нескоро и был неглубок. Ни на минуту не забывалось, что вокруг костра белыми привидениями застыли в лунном свете березы, что где-то неподалеку, обманутая тишиной, затихла среди ветвей обреченная птица, а в журчанье обмелевшего к ночи ручья все чудилась неповторимая ее песня.
Пробуждение было легким, как после минутного забытья. Казалось странным, что заваленная с вечера в костер неохватная колодина успела перегореть надвое и погрузиться в рыхлый пепел и побледневшая луна висела над лесом совсем с другой стороны. Ни в небе, ни на земле еще не чувствовалось приближения рассвета, звезд разве только поубавилось да просторней сделалось в лесу, словно за ночь расступились деревья.
— Итак, помните, — хриплым со сна голосом наставлял Василий Дмитрич. Ни звука больше! Ступать в ногу, чтобы веточка не хрустнула. Где дам знак, остановитесь и будете ждать.
Мы выбрались из оврага, крадучись пересекли заваленную хворостом вырубку и затаились на опушке.
Ждать пришлось долго. Луна успела нагоститься в одиноком облаке и снова выползла на ясную синь. Холод давно забрался под воротник, затекли ноги. А из леса хотя бы единый звук!
Я почти не сомневался: глухарь заслышал нас и улетел. Почему-то приятно было поделиться своей догадкой с охотником, у которого то ли от холода, то ли от возбуждения начали мелко подрагивать набухшие под глазами мешки. И как раз в тот момент, как я нагнулся к спутнику, из чащи начали вдруг падать хрустальные капли — одна, следом другая, третья и полились, обгоняя друг друга, сливаясь в звонкий ручеек. Василий Дмитрич собрался в пружинистый ком.
— Останетесь здесь, а я пойду под песню! — по движению губ прочел я торопливый приказ.
Едва журчанье ручейка сменилось возбужденным горячим клокотаньем, Василий Дмитрич широченными скачками заспешил ему навстречу. Завершающий всплеск песни застиг его с поднятой в воздухе ногой.
Дремучая, цепенящая тишина вновь навалилась на лес, затканный фантастическим светом луны, иссеченный тенями. Только сердце гулко колотится в предчувствии беды.
И опять тишину рвет звонкая капля, за ней вторая, еще и еще. И снова мой спутник устремляется вперед, едва разбежавшийся ручеек забурлил, будто уткнулся в неожиданную преграду.
Мне нестерпимо хочется видеть удивительного певца. Не взирая на запрет, под новую песню я тоже ныряю в чащу, несусь в лабиринте стволов. Замер, кажется, вовремя — шипучий всплеск еще долетел до слуха, когда ноги устойчиво закрепились на чем-то покатом и твердом. Скашиваю глаза в одну сторону, другую. Стою на поваленном клене, слепо протянувшем во все стороны черные обломанные руки-сучья.
Тишина на сей раз продолжается целую вечность. Что же случилось? Услышал? Улетел?
Конечно, я спугнул осторожного глухаря. В душе начинает расцветать робкая радость: пусть живет редкая птица! Пусть где-то в ином краю дозовется свою подругу и встречает с ней вместе праздник Весны.
…Отчего же тогда тревожно, нетерпеливо жду я новой песни? Или древний охотничий дух вновь просыпается во мне?
Запой, глухарь! Пусть свершится неизбежное. Будь удачлив, охотник!
И, отзываясь бессловесной мольбе, смачно падает из-за черной шапки сосны долгожданная капля. И опять завороженный собственной песней глухарь не слышит, как с разных сторон двое метнулись меж осиянных луною деревьев и замерли бездыханные там, где приковал их конец песни.
Еще один бросок… Еще…
Из-за вершины холма он открылся мне вдруг так явственно и близко, что я невольно прянул назад, боясь спугнуть его. Напрасная тревога! Глухарь токует теперь почти не умолкая, самозабвенно, упиваясь радостью жизни. Он весь дрожит, вытягивается, трепещет, и лунный лес с немым участием внимает одинокому певцу.
«Взойди же, солнце! Явись, Весна, в роскошном убранстве своем. Все живое так ждет тебя!»
Стою, околдованный лунным светом и песней. Забытое ружье не оттягивает рук.
…Неожиданный, словно камень с неба, выстрел полоснул сбоку. Ломая ветви, глухарь грузно падает. И кажется — от его паденья дрожь пробежала по стылой земле. Конец…
В лощине начинается непонятная возня — топот, треск валежника. Грохочет еще один выстрел. На взгорье, посеребренном луною, вырастает пухлый клекочущий шар и катится мне под ноги. Догадываюсь — глухарь! Отстраняю ружье, уступая ему дорогу. Следом появляется запыхавшийся Василий Дмитрич. С проклятьями пробегает мимо, и ломаные тени неслышно нахлестывают его по спине.
За черным раздвоенным стволом сосны продолжается борьба. Бегу туда. Вижу — белесый из лунного света ковер, окаймленный сажистыми тенями, а на конце его бьется и гортанно клекочет певец, минутой назад околдовавший меня своей песней.
— Уйдите! — хрипло кричит охотник. — Я привязал его за крыло. Теперь не уйдет.
Я не понимаю, зачем нужно привязывать к кусту раненого пленника, почему голос человека сделался вдруг таким схожим с клекотом дикой птицы.
— Уходите же! — захлебывается от возбуждения Василий Дмитрич. — Я пристрелю его.
Старая бескурковка почему-то два раза подряд дает осечку.
— А ну его, так дойдет! — смущенно бормочет охотник. — Два заряда на него истратил. Сам кончится.
Книга содержит 13 рассказов о животных:Живи, ирбис! Повесть о рыжих непоседах, Волчица, Шустрик и Пестрик, Зорик, Таежное знакомство, Колюч-Иголкин, Потомок великанов, Примерный папаша, Среди хищных, Приключения Рукавичкина, История одной жизни, Бабай.
Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.