Призыву по возрасту не подлежит - [27]

Димка, услыхав про такое, не мог усидеть на месте. Ну конечно, что-то особенное стряслось, если Васька не может прийти и прислал Юльку. А если так, нужно немедленно бежать к другу, нужно помочь.

— Ну, господи! — с какой-то мукой произнесла Юлька, и этот вопль души окончательно добил Димку.

Он вскочил и, приказав Рексу сидеть, побежал за соседкой.

Во дворе никого. Рассвет ли, пожары ли окрашивали небо на востоке… Стлался над крышами черный дым. И удивительно тихо кругом, словно и не было ночью беды и бомбежки.

Юлька, зябко подняв плечи, торопливо семенила впереди. На ней была какая-то затрапезная кофтенка, и эту кофтенку почему-то накрепко запомнил Димка. Кофтенку, и неровную Юлькину походку, и поднятые плечи.

У низенькой двери флигеля она остановилась. Лицо ее показалось Димке слишком бледным.

— Не боись, — тихо и как-то очень просительно сказала она, пропуская Димку вперед.

Мальчишка вошел, дверь за ним захлопнулась.

— Ну, здорово! — раздался насмешливый голос, и Димка отпрянул, узнав Пашку.

Сильная рука схватила его за грудки так, что треснула материя и отлетела пуговица. Рука подтащила его к Пашкиному лицу, слабо освещенному огарком свечи: окошки во флигеле были зашторены плотно.

— Здорово, гаденыш! — прошептал Пашка, обдавая Димку запахом водочного перегара. — Вот и посчитаемся. За всё… За золотишко, тобою припрятанное, за нынешнее твое подлое поведение…

Димке было противно и почему-то совсем не страшно.

— Пусти-ка! — сердито сказал он, норовя отвернуться. — Водкой пахнет!

— Ишь ты, — удивился Пашка и выпустил мальчишку.

Димка отступил к двери, слегка навалился спиной — заперто.

— Не дурей тебя, гаденыш, — пробормотал Пашка, медленно вытягивая из рукава финку, тускло блеснувшую в полутьме.

— Сволочь! Фашист чертов! — взвизгнул Димка, пока не закрыли ему рот потной лапой.

Напрасно рвался мальчишка — хватка у Пашки медвежья.

Димкин крик будто разбудил Юльку, до сих пор стоящую неподвижно у стены. «Не приведешь — убью!» — сказал ей только что Пашка, и страх погнал Юльку в Димкину квартиру, страх сдавил ей глотку, притиснул к земле. Она чувствовала ту точку под левой лопаткой, куда войдет холодная сталь Пашкиного ножа. Однажды она видела, как ловко делает это Пашка: короткий, мгновенный взмах руки, и человек, странно всхрапнув, валится, запрокинув голову. Ватные колени, тяжелое тело… И черное пятно на истоптанном полу. «Не приведешь — убью!» И ноет, болит спина в том самом месте, под левой лопаткой… Она знала, что Димка будет так же падать, подгибая коленки и запрокидывая голову, а потом, потом Пашка убьет и ее — не оставит свидетеля…

Димка закричал, и Юлька опомнилась: она тоже закричала, рванулась к двери, загремела замком.

— Стой, зараза! — заорал Пашка и, отбросив Димку, схватил Юльку за волосы.

Она кусалась, царапалась, как бешеная кошка. Димка прыгнул на спину Пашки. Зазвенела, упала финка… Дверь распахнулась… Свет ударил в глаза, утренний, синий свет со двора. Высокий моряк идет по дорожке…

Сзади тонко зазвенело стекло, и стало тихо.

— Здравствуй, юнга! — улыбнулся лейтенант Евдокимов. — Еле нашел тебя — пришел проститься. Что с тобой?

Он только теперь как следует рассмотрел Димку: тот стоял потный, почерневший, в разодранной рубахе, щека окровавлена.

— Там… — безразличным тоном сказал Димка, кивая на выбитое окно. — Там ракетчик… Ушел… не поймать теперь…

Залаял в комнате Рекс. Димка мимо опешившего лейтенанта метнулся в дом, вывел собаку и, тыча ее носом в порог флигеля, забормотал:

— След! Рекс, след!

Рекс рванулся вперед, Димка побежал за ним. Лейтенант Евдокимов, быстро взглянув на бледную Юльку, стоящую у стены в каком-то отупении, крикнул:

— Постой-ка!

И, нащупывая рукоятку пистолета, пустился догонять мальчишку — раны, плохо еще зажившие, мешали бежать.

За высокой насыпью железной дороги раздался выстрел, потом другой. Евдокимов, стиснув зубы, рванулся изо всех сил…

У бетонной стены, за которой затихал гул удаляющегося состава, стоял на коленях Димка. Перед ним лежал мертвый Рекс. Димка гладил его большую красивую голову и плакал. Открытые глаза собаки уже начали стекленеть.

— Где? — задыхаясь, спросил Евдокимов.

Димка, размазывая по лицу грязь, указал на стену.

— На платформу прыгнул… Ушел… А Рекса в упор… Прямо в голову…

…Рекса хоронили во дворе, под Димкиными окнами. Димка с упрямым ожесточением долбил твердую, ссохшуюся землю, ничего не замечая вокруг. Слез у него не было, душа закаменела, как и эта земля, в которую он яростно вгрызался лопатой. Мишка все суетился, все норовил выхватить лопату из его рук, но Димка отмахивался, нахмурив брови.

Молчун Васька посмотрел-посмотрел да и отнял инструмент у Димки, а когда тот потянулся было за лопатой, рассудительно сказал:

— Мозоли вон… Руки береги, еще пригодятся.

Васька думал о будущих трудных днях и готовился к ним. Он и могилу выкопал не глубже положенной, чтобы даром не расходовать силы — таков уж Васька, железный человек.

Когда яма была готова, Димка опустился на колени и, обхватив руками голову Рекса, долго стоял так, что-то беззвучно нашептывая.

После Димки с Рексом простились Мишка и Васька. Потом труп верного пса завернули в простыню и опустили в могилу. Глухой стук земляных комьев болью отозвался в Димкином сердце. На глазах чувствительного Мишки стояли слезы, Васька был суров и насуплен.