Призыв Духа - [95]

Фактически проблема поставлена экуменическими инстанциями неудачно. В самом деле, речь идет не о том, чтобы объективировать грех либо отрицать реальность зла в политической жизни, поскольку она связана с «властью тьмы». Противоположность греху — божественная жизнь, а грех есть то, что мешает этой жизни возрастать в нас. Стало быть, схемы господства, как и международные отношения, основанные на несправедливости и эксплуатации, должны быть проанализированы христианами с точки зрения их тяжести и тех искушений, которые они включают. Речь идет о том, чтобы, подобно новым самаритянам, разумно и сообща — так же сообща, мы участвуем в Евхаристии, — прийти на помощь людям, оставленным на всех путях истории; только так сохранит какой–то смысл обращенное к ним приглашение ни Вечерю Господню.

С тех пор как благодаря Христу история стала измерением космоса, преображение мира проходит через исторический процесс, даже если этот процесс — еще не последнее слово. Я безоговорочно подписываюсь под идеей Панайотиса Нелласа о том, что Церковь предпочитает внутреннюю плодоносность политической действительности — исходя из того, что христиане как общность и солидарно с другими людьми, ничего не абсолютизируя, работают на структуры, которые hie et nunc (здесь и теперь) считаются наиболее справедливыми. Само собою разумеется, что общественная борьба показывает нам относительность и ненадежность всех схем, которыми человек сковывает свое благородство. Само собою разумеется также, что социальный анализ не приводит с необходимостью к одним и тем же позициям и что множественность воззрений может существовать в одной Церкви, определяя разницу выбора. Собравшиеся на Крите богословы написали: «Первое свидетельство Церкви как исторической общности, живущей троической жизнью на земле, состоит скорее в том, чтобы быть знаком этой жизни, чем в том, чтобы преобразовывать несправедливые структуры в справедливые, либо критиковать несправедливые структуры, либо предписывать образцы структур более справедливых». Чтобы правильно истолковать этот отрывок, надо помнить, что призвание быть знаком троической жизни логически–но не хронологически — предшествует вовлеченности в борьбу за освобождение.

 

Ближний — наш брат

Есть насилие — слово, и есть насилие — дело. Слово с самого начала было делом. Ибо оно возбуждает и призывает, и проистекает оно из силы агрессии в нас, силы Каина — того Каина, который таится в каждом из нас. Каин — дитя греха, сын человека, изгнанного из рая. Вне рая человек порождает зло. Как говорит книга Бытия, того, кто был порожден непослушанием, охватило желание непослушания. Он ушел в поле, в пустыню, где никого не было, ни одного человека. Там он бросился на своего брата Авеля и убил его. И когда его спрашивали о брате, он отвечал: «Не знаю; разве я сторож брату моему?» (Быт. 4,9).

Преступник одинок. Смысл нашего бытия — это, напротив, жизнь, которая циркулирует между нами и другими. Человек пребывает внутри этой циркуляции, этого обмена. Жизнь–взаимовыручка. Любовь — неусыпность, ее находят во внимании к другому. Первая степень этого внимания–покровительство. Именно этим взаимным неравнодушием создается человеческая семья в ее единстве. И Бог открывается как Отец этой семьи. Солидарность между людьми лишь выявляет это великое Божие отцовство.

Убийство, кроме того, есть способ самоизоляции от вселенной. Поэтому и говорит Бог: «И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей» (Быт. 4, 11). Любовь связывает нас со всей вселенной, со звездами над нашими головами, с холмами и долинами, с водой текущей. Вина, напротив, сжимает в комок. Это увядающая жизнь, при которой все вокруг нас стирается и съеживается. «Когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя; ты будешь изгнанником и скитальцем на земле» (Быт. 4,12). Кто отнимает жизнь у другого человека, тот тем же ударом разрушает мир, великую вселенскую сплоченность между живым и неодушевленным, разумным и не имеющим сознания. Связь между человеком и миром может восстановиться, если человек вернется к Богу, Который в нем.

«Вы слышали, что сказано древним: «не убивай, кто же убьет, подлежит суду», а Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду» (Мф. 5,21–22). Убивающая рука — это рука, пришедшая во гнев. Она уже уничтожила бытие. Она пришла во гнев потому, что обоготворила себя, а обоготворила она себя потому, что изолировалась. Эта самозамкнутость — тайна, в которую мы не можем проникнуть.

Главная наша цель — не возгордиться, не отстранить никого от нашего общения жизни, не причинить зла ближнему и не вовлечь его тем в изоляцию, в опасное одиночество. Важно не только избегать гнева, но и не давать прийти во гнев другим. Речь, стало быть, о том, чтобы очиститься и избежать поведения, которое может спровоцировать другого. Никто не может предвидеть меру зла, которое он причинит другому, если не обуздает себя и не сдержит язык. Этот малый член обладает опаснейшим действием, через него сердце распространяет свое лицемерие. Коренится зло всегда в сердце. Очистим ли мы его, чтобы жить и оживлять других? Или его захлестнет ненависть, заставив язык оскорблять, а руку–убивать?