Призвание варягов. Норманны, которых не было [изд. 2013 года] - [30]

В своей статье «О варягах», которая до сих пор является программным документом норманнизма, Г. З. Байер заявил, что «Сказывают же, что варяги у руских писателей были из Скандинавии и Дании дворянской фамилии товарысчи на воинах и служивые у руских солдаты, царские ковалергарды и караульные на границах…. все до одного шведы, готландцы, норвежцы и датчане назывались варягами…», в качестве источников сослался на шведских историописателей-фантастов: Иоанна Магнуса, создавшего феерический труд о Швеции как прародине готов и колыбели всей германской культуры, на Верелия — одного из проповедников шведской гипербореады и на О. Рудбека, у которого, по определению современных шведских исследователей, «шовинистические причуды фантазии были доведены до полного абсурда». Итак, перечисленные Г. З. Байером авторитеты — не наука, но, к сожалению, вслед за Г. З. Байером из этого ненаучного источника продолжает насыщаться и современный норманнизм. Но, может, современному норманнизму удалось сделать невозможное — наполнить научным содержанием «причуды фантазии» П. Петрея и О. Рудбека? На мой взгляд, нет. Но судите сами.

Ведущими специалистами в обосновании «скандинавского» происхождения варягов являются сегодня Е. А. Мельникова и В. Я. Петрухин. С наибольшей полнотой система их доказательств была представлена в статье, специально посвященной этому вопросу «Скандинавы на Руси и в Византии в X–XI веках: к истории названия „варяг“». Статья эта хорошо известна, поэтому напомню только суть аргументации авторов. С первых строк авторы статьи продекларировали, что значение слова «варяг» — это «скандинав на Руси» и что скандинавская этимология этого слова очевидна, хотя само слово, по их утверждению, образовалось на Руси, но в скандинавской среде. Их статья помогает обнаружить, что в этимологических исканиях по поводу имени варяг норманнизм столкнулся с двумя крупными незадачами. Первая незадача была исторического характера, т. е. на пути норманнистской концепции встала сама история.

Общеизвестно, что в поисках доказательств скандинавского происхождения слова «варяг» норманнисты давно стали исходить из того, что первичным для него является слово «вэринг», во множестве встречающееся в исландских сагах и других скандинавских источниках для обозначения людей, находящихся на службе в Византии в особых военных отрядах — как телохранители императора или в императорской гвардии (в византийских источниках именовались варангами). Но для подтверждения того, что варяги — производное от вэрингов, надо было, чтобы вэринги добирались в Византию через Русь, однако в скандинавских источниках о наиболее ранних поездках вэрингов обо этом — ни намека. О поездках исландцев в Константинополь с конца X в. расказывается, но через Русь они туда не ездили — неудобно (в более поздние времена — да, случалось). Более того, имя вэринги, как отмечают вышеупомянутые авторы, не употреблялось для выходцев из скандинавских стран, побывавших на Руси, только — для служащих в Византии, причем только в особых отрядах. Стендер-Петерсен объяснял этот казус случайностью дошедших до нас скандинавских известий. Да нет, говорят наши авторы, скандинавских источников очень много.

Вот такой конфуз: вэринги, согласно источникам, изначально оказывались сами по себе и через Русь идти никуда не хотели, а варяги — сами по себе и в одну цепочку с вэрингами не связывались. Но эту незадачу наши авторы преодолели с легкостью, типичной для рудбекианизма: надо было найти подходящий исторический контингент из соответствующего источника и объявить его как неопознанных ранее скандинавов. Так авторы статьи и поступили: они взяли известный эпизод из ПВЛ, где рассказывается о событиях 941–944 гг.: о военных действиях князя Игоря против Византии, о его поражении, в силу чего князь Игорь послал «по варяги многи за море…», что по толкованию авторов означало, что князь вызвал из-за моря скандинавов. Далее их фантазия рисует заключение Игорем договора, определявшего условия службы наемников, что, дескать, и вызвало к жизни самоназвание, т. е. слово «варяг». Звучит складно, только где же этот договор?! Договор Игоря о найме скандинавов, на основе которого авторы воздвигают свою концепцию, не существует (также, впрочем, как и договор о «найме» Рюрика), поэтому и все их рассуждение — бойкая фантазия. Здесь следует также пояснить, что попытка связать появление слова «варяг» с X в. объясняется очень просто: для того, чтобы подтянуть свою версию к вэрингам из саг, упоминаемым не ранее 980 г., как хорошо показано в статье данных авторов. Поэтому и появление летописных варягов должно было быть приурочено к этой дате.

Вторая незадача оказалась лингвистического характера: лингвистически никак не удавалось произвести слово варяг от вэринг, поскольку именно вэринг обязано быть первичным по отношению к варяг для того, чтобы сложилась вся «концепция». Одна из последних попыток такого рода предпринималась немецким лингвистом Г. Шраммом. Но Е. А. Мельникова и В. Я. Петрухин отвергли его рассуждения как неубедительные, поскольку Г. Шрамм не смог, по их словам, преодолеть ряд сложностей фонетического порядка. Убедительной они провозгласили этимологическую конструкцию, предложенную ранее Г. Якобссоном, согласно которой между