Призраки Ямантау + Поколение пепла - [4]

Металлическую створку разрешили открыть, но совсем ненадолго. Уровень радиации не спадал.

Колонна ехала вдоль берегов разлившейся Оби и бывшего Новосибирского водохранилища, превратившегося в гигантское болото. Берега покрывала маслянистая жирная грязь, и трудно было понять, чего в ней больше, органики или химии. Если приглядеться, можно было рассмотреть увязшие тела и кости людей и животных, предметы обихода — от покрышек до телевизоров. Теперь в этом мусоре рылись жирные вороны и непонятно откуда взявшиеся взъерошенные серые чайки. Пару раз они замечали собак, но ни одну подстрелить на ходу не удалось — твари стали гораздо осторожнее. Данилов читал, что когда построили плотину ГЭС и заполнили Новосибирское водохранилище, под водой оказалось много населенных пунктов. После таянья снегов великая сибирская река отхватила где сто, где двести метров береговой полосы, но за пару летних месяцев уровень воды немного спал — и та обнажила прежний берег, уже успевший размыться, и вытолкнула из себя все, что накопилось в ней за время половодья.

Осенние дожди снова наполнили и Обь, и те прудики и болотца со стоячей водой, которые отрезала от нее летняя сушь. Под колесами то и дело начинала чавкать грязь, а когда приходилось высаживаться, надо было очень внимательно смотреть, куда ставишь ногу. И было разумно с их стороны выехать с первыми заморозками, иначе заели бы комары и гнус.

Вскоре река осталась далеко позади, земля стала гораздо суше. Два раза за этот день им попадались встречные машины — это были небольшие караваны из трех-четырех машин. Уже то, что кто-то рискнул выехать на дорогу, показывало, что здесь если и убивают путников, то не всегда. При приближении колонны те боязливо жались к обочинам и останавливались. Кто-нибудь из идущей впереди штабной машины выходил, они перебрасывались несколькими словами, затем гонка продолжалась.

«Договариваемся на берегу, журналист, — сказал Александру еще в первый день Дэн, бывший сурвайвер, назначенный старшим по машине. — Нянькаться с тобой никто не будет. Лямку будешь тянуть как все».

Саша согласно кивнул, принимая это как само самой разумеющееся. Тот, кто был с ним на вылазках, знал, что новенький не белоручка. Еще до экспедиции новые товарищи смотрели на него с подозрением из-за недавнего прошлого — слухи распространялись быстро. Но он делом доказал, что может быть своим. Пусть со странностями, пусть диковатым, но тем, на кого можно положиться. Простые как сибирские валенки, не знающие ученых слов типа конгениальность, они жили одним днем и не забивали головы всякой ерундой. Зато с ними было просто, и велик был соблазн самому стать таким же…

Вскоре Данилову показалось, что он узнал один из отрезков дороги. И точно: он тут когда-то проходил.

К полудню проехали через Коченево, предварительно обследованное разведгруппой, двигавшейся впереди них с опережением на пару километров. Как и все города, где было больше двадцати тысяч жителей, этот стоял брошенным — в таких было трудно даже просто следить за санитарией.

Где когда-то был прилепившийся к городку лагерь беженцев, только ветер шевелил размокший мусор и куски мокрого брезента — на том месте, где стояли палатки карантинной зоны. Тут и там попадались черные пятна — следы то ли костров, то ли бушевавшего пожара, среди которых попадались предметы, похожие на обгорелые тела. Мимо супермаркета, где был пункт раздачи продуктов и где Данилов впервые увидел настоящий бой, завершившийся кровавой бойней, они не проезжали, чему Саша был только рад.

На дороге часто попадались сожженные остовы машин. Данилов вглядывался, насколько позволяло забрызганное окно, и иногда замечал в металле пулевые отверстия.

Как будто судьбе вздумалось сжигать за мной все мосты, подумал Данилов. Чуть больше года назад он брел здесь один-одинешенек. Уже не интеллигент, но еще не бродяга. Беженец. Что изменилось с тех пор? Он все так же несется не по своей воле, как лист, увлекаемый потоком. «Или болтается, как кусок дерьма в унитазе», — подумалось Саше. Ну нет. Он больше не один.

Боль в левой стороне груди, скользкий комок в горле, пощипывание в уголках глаз говорили ему, что он снова становится человеком. Не неандертальцем, которому важно только пожрать и поспать. А вот хорошо это или плохо — черт знает.

Колонна двигалась на запад стремительно, похоже, стараясь обгонять слух о своем появлении. Ели на ходу, только несколько раз останавливались на пятнадцать минут, чтоб оправиться, покурить, да и то в таких местах, куда никому не пришло бы в голову сунуться, вроде заброшенных ферм, где не осталось даже призраков забитого и съеденного скота.

Только теперь, когда они выбрались из своего карманного мирка, Саша смог оценить, как сильно пострадала страна от войны. Цивилизация сжалась как шагреневая кожа. Равнина, которая называлась Барабинской степью и тянулась до самой Омской области, была худо-бедно заселена, хоть и выглядела как вымершая. Вдоль трассы им то и дело попадались деревни и села, в которых обитаемыми были где десять, где двадцать, а где и сто дворов. Но это были остатки, а не семена нового. Везде, где проезжала колонна, люди вели натуральное хозяйство без намека на организацию более высокого уровня. Как и тысячи лет назад, они жались по берегам рек, только не больших водных артерий, а второстепенных речушек, которые меньше подверглись загрязнению; ловили рыбу и огородничали.