Призраки Сумеречного базара. Книга вторая - [2]

Вообще-то это были его слова. «Без тебя у меня не получится, Селин».

Ей нравилось, как ее имя слетает с его губ. Ей нравилось в нем все: голубые глаза, сверкавшие, как море на Côte d’Azur[3]. Почти белые волосы, мерцавшие золотом, как интерьеры Парижской оперы во дворце Гарнье. Изгиб шеи, тугие мускулы, гладкие линии тела, будто изваянного Роденом, – образец мужского совершенства. Он даже умудрился еще похорошеть с тех пор, как они встречались в последний раз.

А еще он успел жениться.

Об этом она старалась не думать.

– Может, прибавим шагу, а? – проворчал Роберт Лайтвуд. – Чем скорее мы с этим покончим, тем скорее вернемся к цивилизации. И к кондиционерам.

О Роберте она тоже старалась не думать. Нелегко воображать, что у вас со Стивеном романтическая прогулка при луне, когда рядом все время кто-то брюзжит.

– Чем быстрее мы пойдем, тем сильнее ты вспотеешь, – заметил Стивен. – А этого никто не хочет, уж поверь мне.

В августовском Париже было градусов на десять жарче, чем в преисподней. Даже ночью воздух был похож на одеяло, вымоченное в горячем супе. Предосторожности ради они оделись не как Сумеречные охотники, а как обычные люди, и выбрали одежду с рукавами подлиннее, чтобы прикрыть руны. Белая футболка, которую Селин выдала Стивену, уже промокла насквозь… хотя это было не так уж и плохо.

Роберт снова что-то пробурчал. В Академии Селин помнила его другим. Тогда он тоже был немного зажат и резок, но никогда не был жестоким. Сейчас в его глазах появилось что-то новое, и Селин это новое решительно не нравилось. Что-то ледяное… И оно слишком напоминало ей отца.

Стивен говорил, что Роберт вроде бы поссорился со своим парабатаем и теперь пребывал в предсказуемо раздраженном настроении.

– Это Роберт во всей красе, – как-то прокомментировал он. – Отличный боец, но позер. Беспокоиться не о чем.

Но Селин всегда беспокоилась.

Они поднялись на последний холм улицы Муфтар. Днем это была одна из самых многолюдных торговых улочек Парижа: фермерские продукты, разноцветные шарфы, продавцы фалафеля, киоски с мороженым джелато и толпы невыносимых туристов. Ночью тут все было закрыто и тихо. Париж – торговый город, но все его рынки и базары ночью отправлялись на покой. Все, за исключением одного.

Селин повела их за угол, и дальше, по еще одной узкой и извилистой улице.

– Мы почти пришли.

Она старалась, чтобы в ее голосе не было слышно радостного предвкушения: Роберт и Стивен доходчиво объяснили ей, что Круг не одобряет Сумеречные базары. Жители Нижнего мира разгуливают там вперемешку с простецами, незаконные товары переходят из рук в руки, тайны свободно покупаются и продаются? Ну уж нет. Валентин объявил все это недостойными последствиями слабости и коррумпированности Конклава. Когда Круг придет к власти, заверил ее Стивен, все Сумеречные базары будут навсегда закрыты.

Селин всего несколько месяцев провела в Круге, но уже успела выучить простой урок: если Валентин что-то ненавидит, ее долг чувствовать то же самое.

И она очень старалась.

* * *

Сумеречный базар не обязательно должен находиться в месте, богатом темной энергией и настоянном на крови жестокого прошлого. Но вообще-то это очень помогает.

Париж всегда предоставлял для этого массу возможностей. Это город призраков, в большинстве своем недобрых. То одна революция, то другая, залитые кровью баррикады, головы, катящиеся из-под ножа гильотины, Сентябрьская резня 1792 года, Кровавая неделя в 1871-м, сожжение Тюильри, Террор… Ребенком Селин не одну бессонную ночь бродила по городу, вызывая из прошлого призрачные картины его грандиозных жестокостей. Ей нравилось воображать крики, доносящиеся сквозь столетия. Так она чувствовала себя менее одинокой.

Не самое обычное детское увлечение, она и сама это понимала.

Но детство у нее тоже было не самое обычное. Она выяснила это, только когда прибыла в Академию, где впервые увидела Сумеречных охотников своего возраста. В тот день весь первый курс только и щебетал об идиллической жизни в Идрисе, Лондоне, Нью-Йорке и Токио, о бешеных скачках по Броселиандской равнине, о тренировках под любящим взором родителей и институтских наставников. Короче, идиллия царила везде, где ее, Селин, не было. Через некоторое время она перестала слушать и ускользнула незамеченной – горькая зависть не позволила ей остаться. Равно как и перспектива рассказывать о себе.

Она выросла в провансальском замке своих родителей, окруженном яблоневыми садами, виноградниками и лавандовыми полями. La belle époque[4], одним словом!

Селин знала, что родители любили ее – они много раз ей об этом говорили.

– Мы поступаем так, потому что любим тебя! – говорила мама, запирая ее в подвале.

– Мы поступаем так, потому что любим тебя! – говорил папа перед тем, как отхлестать ее кнутом.

– Мы поступаем так, потому что любим тебя! – говорили они, спуская на нее демона-дракона.

Это они говорили и тогда, когда бросили ее, восьмилетнюю и безоружную, в лесу, полном вервольфов.

Так родители учили ее тому, что у слабости, неуклюжести и страха всегда есть последствия. Кровавые последствия.

В первый раз она сбежала в Париж, когда ей было восемь лет. Слишком юная, чтобы верить, будто она сможет исчезнуть навсегда. Она отыскала дорогу к