Призраки приходят в дождь - [3]

Чистая смерть. Без вариантов.

Должно было пройти несколько тактов, несколько тяжелых ударов сердца, прежде чем сквозь парализующий страх дошло, что это линзы. Очень неудобные линзы.

Девушка смотрела не моргая. И улыбалась.

— Мать твою! — ахнул появившийся на пороге Вадя и снова грохнул дверью.

— Не бойтесь, не бойтесь, — замахал рукавом Каору. — Это Гайрайго!

— Конничива, — повторила девушка, кивнула и присела в легком реверансе.

Крашеный парень зажмурился, показав крепкие белые зубы, и что-то крикнул.

— А чего это у нее? — из-за двери подал голос Вадя.

В сердцах Санёк стукнул кулаком по тонкой перегородке — необязательно себя выставлять придурком перед хозяевами в чужой стране.

— Линзы это, выходи!

— Правда, что ли? — выглянул Вадя. Волосом черен, лицом бел — чистый японец.

Гайрайго кивала, не пытаясь издавать звуки. Ее приятель ржал, широко распахнув рот.

— Они извиняются, что испугали, — торопился Каору. — Это мои друзья. Они тоже участвовали в конкурсе, но ничего не выиграли. Это Хироси, а это его партнерша Гайрайго. Сложное имя, да?

— Сама она… сложная, — пробормотал Вадя, стеночкой пробирающийся из номера.

— Не хотела испугать, не хотела, — успокаивал Каору.

Гайрайго продемонстрировала ровный ряд зубов. Ой, лучше бы она это не делала.

— Гот, что ли? — кивнул в ее сторону Санёк.

— Они потом в клуб пойдут работать, — объяснил Каору. — А пока с нами поиграют.

— И как она не уплыла в своей бижутерии? — проворчал Санёк.

Тяжело было осознавать, что ты испугался. Как девчонка. Как Вадя, приравниваемый к девчонкам. Ну, ничего, он им такую страшилку забабахает. Сами испугаются.

— Дождь — хорошо, — заевшей пластинкой пропел Каору и заспешил по коридору.

За ним длинноногой цаплей выступал Хироси. Он все время строил рожицы — то супя брови, то показывая зубы, то жмуря глаза. Видать, был рад сегодняшнему дню. Санёк тоже был рад. Очень. И чем дальше — тем больше.

— Ви надёлго? — прошептали у Санька под боком.

Гайрайго шла на почтительном расстоянии и говорила еле слышно. Санёк знал, что она за ним идет, но все равно вздрогнул, словно со спины подкрался кто-то неизвестный и…

— На неделю, — буркнул Санёк, передергивая плечами, заставляя разбушевавшиеся мурашки отправиться куда подальше. И тут же встретился с вздернутой бровкой, прищуренным сумасшедшим глазом.

Вспомнил! Говорить надо — четко, смотреть — на собеседника. Масса условностей — как говорить, как стоять, как вести себя. Например, они очень уважают жизненное пространство. Никогда не будут говорить по телефону, если вокруг люди. Если чихают, никто не кинется желать здоровья. Даже в толпе они ухитряются идти, не задевая друг друга. Но при этом они всегда вместе. Коллективное сознание. Рис сеять в одиночку нельзя.

Вспомнив все это, Санёк решил показать воспитанность и разнообразить ответ.

— На неделю мы, — крикнул Санёк, боясь, что его не поймут. — Премировали. За хорошее выступление. А вы что танцуете?

— Данс, — закивала Гайрайго. — Кам!

— А где танцуете? — старательно поддерживал беседу Санёк.

О танцах он мог говорить часами. И танцевать. Точно! Вот почему скучно, они уже три дня не репетировали. Надо было ехать с выступлениями, а не просто так.

— Клаб.

Гайрайго была немногословна. Или не так хорошо говорила по-русски, чтобы свободно болтать. Или?.. Да черт с ним, с «или». Что он с ней, говорить, что ли, будет?

Но мысль о танце зацепила. Хотелось посмотреть. Хотелось самому выступить.

Лифт бесшумный. На первом этаже никого. Странная вещь. На улице не протолкнешься. Когда на перекрестке загорается зеленый свет, идет толпа на толпу. А в гостинице тишина и пустота. Даже на завтраке все сидят так, как будто их нет.

За дверями дождь. Тот самый… обама, освежающий зеленую листву. На диванах около лобби-бара девчонки. Заботливый администратор отгородил их от длинного коридора деревянной трехстворчатой черной ширмой.

— О! Какие люди! — протянула Шишкина, перегибаясь через низкую спинку дивана. Ее длинное лошадиное лицо в полумраке выглядело особенно неприятно. Светлые волосы коснулись пола. Специально распустила, чтобы покрасоваться. Сейчас ей Алиска вставит. — Что вы делали?

— Монстров мочили, — буркнул Санёк.

Девчонки захихикали. Дуры. Вцепились в слово «мочить» и стали кивать на окно.

Девчонки у них в танцевальном коллективе «Ласточка» — сила. Солистка — Юлька Шишкина, долговязая, лицо с крупными чертами — гордится своей длиннющей шевелюрой. Ей в затылок дышит Кристя Васильева, мечтает быть на месте Юльки. Ростом не вышла, и двигается она не так хорошо. А потом — у Юльки лицо запоминающееся, а Кристя — отвернешься, забудешь, с кем говорил. Даша Абрамова и тихая Анель Хусаитова — вторая и третья линии. Они ни с кем не спорят, просто танцуют. У Анель блестящие черные волосы, а у Дашки короткий ежик светлых волос. Алиса ее за это ругает — у танцовщицы должны быть длинные волосы, чтобы удобно было собирать в разные прически, но Дашка упрямится. Она и в танце такая же — упрямая, но без фантазий. Вот и сейчас — пришла, села, молчит, смотрит в пол. Муравейник.

— Гайрайго! — гортанно позвал Хироси, и японка с готовностью полезла в свою сумку.