Призраки подземелья - [37]

— Боюсь, — всхлипнула женщина. — Не знаю, что он мне за это сделает. Такой несговорчивый стал.

— Как хочешь, — равнодушно сказал ксендз. — Но гореть в адском огне суждено не только заблудшим, но и тем, кто мог их спасти и не сделал этого.

— А что я скажу, если он хватится?

Ксендз положил руку ей на плечо.

— Не печалься, все будет хорошо. Ты ничего не видела, ничего не знаешь. И греха здесь нет. Не можем же мы с тобой молча взирать на то, как он гибнет.

Женщина молчала.

— Завтра я весь день буду дома. Прямо ко мне и приходи. Ничего не объясняй ни Розалии, ни пономарю, если встретишь. Ну, с богом, дочь моя! Ступай домой. Я буду ждать.

И ксендз, благословив ее, перешел на другую сторону улицы.

Судьба старинной рукописи

После обеда настоятель Кряуна почувствовал себя вконец измученным и в ожидании жены Пуртокаса начал поглядывать на кресло-качалку. Его охватывал соблазн немножко отдохнуть, однако он знал, что, как только опустится в кресло, тут же заснет. Годы давали себя знать. Здоровье было уже не то, что раньше, а аппетит остался прежним. Поэтому обед стал для Кряуна настоящей работой, после которой приходилось отдыхать. Так было каждый день, и в этот сладкий час никто не имел права будить настоятеля, разве что, если бы костел вдруг обрушился. Сегодня Кряуне было не до сна. И все-таки кресло манило его к себе. «Просто так посижу, — решил настоятель. — Могу же я посидеть не засыпая». Придвинув кресло поближе к окну, чтобы не пропустить гостью, он удобно устроился в кресле и сразу почувствовал приятную истому. «Может быть, почитать?» — подумал ксендз. Он не брал с полки книгу уже несколько лет и совершенно отвык от чтения… А впрочем, это значило: встать, тянуться за книгой, снова проделать путь от полки до кресла. И Кряуна решил не утруждать себя…

«Почему же она не идет? — сердился ксендз. — Может, не удалось взять рукопись у этого безбожника?»

В комнате было тихо, кресло полегоньку качалось… ксендз явственно увидел вдруг Пуртокаса. Старый учитель был мертв и лежал в гробу посреди костела. Из кармана черного пиджака Пуртокаса торчала пачка каких-то бумаг — рукопись! В костеле было пусто, лишь где-то за алтарем копошился пономарь. Настоятель крадучись подошел поближе к гробу и оглянулся. Еще секунда, и он протянул руку, но бумага выскользнула. Настоятель вцепился в нее изо всех сил и потянул к себе. Рукопись была словно пришита к карману. И вдруг покойник приподнялся и железными пальцами ухватил ксендза за руку.

— Ай-ай! — отчаянно закричал Кряуна, вырываясь изо всех сил.

— Настоятель, настоятель, это я, приснилось что-нибудь нехорошее? — испуганно трясла его руку Розалия.

Ксендз несколько мгновений смотрел на нее, ничего не понимая. Придя наконец в себя, он яростно сплюнул.

— Тьфу, покойник приснился. Должно быть, к перемене погоды.

— Тут какая-то женщина, настоятель, вас требует. Говорит, велели прийти.

— Да-да-да, велел! — уже окончательно очнувшись, вскочил ксендз. — Где она? Веди скорее…

Розалия вышла, и вскоре появилась жена Пуртокаса.

— Пришла, дочь моя, хорошо, что пришла! — ксендз пошел ей навстречу.

Женщина молчала. Губы ее были плотно сжаты. Глаза смотрели куда-то в сторону, мрачно и холодно.

Ксендз почувствовал недоброе.

— Вижу, заботы мои пропадают даром, — негромко сказал он, — что ж, стало быть, на то воля божья. Значит, слишком поздно, и отец небесный уже отвернулся от вашего дома.

Кряуна начинал новую атаку… Но она оказалась ненужной.

Жена учителя стояла, все так же глядя куда-то в сторону, потом быстрым движением вынула из-под плаща сверток и подала ксендзу.

Кряуна схватил рукопись.

— Ну, вот видишь! Доброе начало — это уже половина дела. — Долгие годы, служения церкви научили ксендза одинаково ловко скрывать и горе и радость. — А что до всего остального, дочь моя, не переживай, все, что делается с доброй целью, бог простит! Зайди ко мне через недельку!

Едва настоятель, проводив гостью, успел вернуться в свою комнату, как наружную дверь приоткрыл Клапас. Кряуна встретил его сдержанно, даже холодно, не предложил фотографу сесть и, не ожидая, пока тот начнет задавать какие-нибудь вопросы, начал говорить первым:

— Ты по этому делу? Не удалось мне, почтеннейший, не удалось. Совсем не удалось! Я говорил, что это крепкий орешек. Да и стар я для таких дел. Благословить вас могу, а дальше уже сами… Помощь божья всегда на стороне того, кто прав.

«Homo in hoc improbo mundo, pleno vanihitis et contemptionis, ludicrus solum hospes est…»

* * *

Клапас шел по улице, не разбирая дороги, сам не зная, куда и зачем он направляется.

Все способы вернуть рукопись были испробованы, и никаких результатов. Что теперь делать?..

Клапас сам не заметил, как очутился возле дома Пуртокаса, и спохватился, что глазеет на окна его квартиры. «Ну чего я тут болтаюсь, еще заметит кто-нибудь», — подумал он и отошел немного. Походив по улице, он с изумлением обнаружил, что опять оказался у того же дома. Это здание, с длинными старинными окнами, с зелеными дверями, притягивало его, как магнит. Там, внутри, его рукопись.

Что-то неладное стало твориться с Клапасом. Он пересек улицу, хотел подбежать к двери, вломиться в нее и крикнуть: «Отдайте рукопись, она принадлежит мне! Я ее нашел! Отдайте!» Он взбежал на крыльцо, уже было схватился за ручку, но в это время дверь неожиданно распахнулась сама.