Призраки подземелий - [2]

Бесшумно обогнув ползком последний догоравший костерок, возле которого свернулись калачиками семеро солдат, перепачканные грязью пловцы приблизились к часовым практически вплотную. Три-четыре шага – небольшое расстояние для броска ножа, с него трудно промазать даже новичку в метании, однако злоумышленники поступили разумно и не стали рисковать. Ведь им оставалось только гадать, что же скрывалось под плащами жертв: простые теплые куртки, кожаные бриганты, кольчуги или кирасы? С такой близи предсмертных всхлипов можно было легко избежать, но грохот падения наземь или друг на друга закованных в стальные доспехи тел непременно перебудил бы весь спящий отряд.

Замерев на месте всего на пару секунд и даже не приподняв голов, злодеи обменялись знаками, а затем продолжили медленное продвижение ползком, пока почти не достигли ног так и не заметивших опасности наемников. Доведенным до отчаяния холодом и глупостью командира заговорщикам не суждено было узнать, кем были благодетели, мгновенно прервавшие их мучения тремя почти одновременными ударами ножей по защищенным лишь шарфами горлам.

Ловко подхватив обмякшее тело солдата, Дарк помог ему быстро и совершенно бесшумно достигнуть земли. То же самое проделали и его напарники из герканской разведки, однако их движения были не столь безупречны и, как следствие, не только привели к потере пары лишних секунд, но и чуть было не загубили всё дело. Ринва переоценила свои физические возможности и слишком резко рванула падающее тело на себя, в результате чего одетый в тяжелую кольчугу труп навалился на самоуверенную девицу всем своим весом и едва не сбил её с ног. К счастью, обошлось без беды. Каким-то чудом устоявшей на ногах разведчице все же удалось совладать с непосильным грузом и опустить его наземь. Крамберга же подвела неопытность. Дарку сразу стало понятно, что это был первый часовой, отправленный разведчиком в лучший мир именно таким образом. Сам удар ножа был хорошо поставлен, но вот последовавший за ним подхват тела вряд ли заслуживал хотя бы удовлетворительной оценки. Вместо того, чтобы прижать всё ещё дергающегося в конвульсиях виверийца к груди и, крепко обхватив его обеими руками, прервать предсмертные судороги, Крамберг зачем-то зажал ему левой ладонью рот (из которого всё равно не вылетело бы напоследок ни звука), а правой рукой почему-то вцепился в пряжку пояса, хотя обхватить мертвеца стоило на уровне груди. При этом обагренное кровью орудие убийства всё ещё оставалось в ладони разведчика, что, конечно же, не способствовало надежности захвата. Обмякшее тело жертвы навалилось на стоявшего сзади убийцу всем своим весом, а затем, повинуясь силе притяжения, заскользило по нему к земле и повисло на собственном ремне, кое-как еще удерживаемом тремя дрожащими, вот-вот должными разжаться пальцами недотепы. Напряженное тело Крамберга замерло в неестественной позе. Похоже, разведчик растерялся и не знал, что дальше делать, как не допустить губительного шума падения, означавшего для всех троих смертный приговор.

Хоть Аламезу и не хотелось помогать человеку, крайне разочаровавшему его в недавнем прошлом, но иного выхода не было. По воле судьбы он и люди фон Кервица стали теперь не просто союзниками, а соратниками. Ошибка одного грозила неминуемой гибелью всем троим. Бросив беглый взгляд и убедившись, что Ринва с грехом пополам, но всё же исправила свой просчет, моррон поспешил на выручку тому, кто вовсе был не достоин помощи. Еще совсем недавно, менее суток назад, Аламез считал Крамберга одним из лучших бойцов в своем отряде, а на поверку тот оказался гнусным осведомителем, приставленным шпионить за ним. Схватив мертвое тело правой рукой за отворот кольчуги, моррон с силой рванул его на себя, а левой поддержал потерявшего в этот миг равновесие Крамберга. Через пару секунд горе-диверсант вновь твердо стоял на ногах, а чуть было не потревоживший сон воинов труп часового плавно опустился на землю.

«Жаль, одному пойти было нельзя… еще намаюсь», – с сожалением подумал моррон, отвернувшись от навязанных ему напарников, и, осторожно переступая с пятки на носок, направился к лесу. От всю дорогу смотревшей на него волчицей Ринвы слов благодарности было не дождаться, а от предателя Дарк их вовсе не желал. К тому же для выслушивания дифирамбов в свою честь Аламез предпочел бы совсем иное время и место. Тревожный сон виверийцев мог быть в любой момент прерван, притом не обязательно шумом или звуком, а всего лишь новым порывом стылого ветра. Достаточно было проснуться одному солдату, и в следующий миг поднялся бы на ноги весь отряд. Нужно было срочно уходить, что Дарк и сделал, оставив тяжелые мешки с провизией, одеждой и инструментами на попечение провинившихся недотеп. Слова ничего не значат; слова – это ветер, проносящийся мимо ушей и бесследно исчезающий в пустоте следующего мгновения. Если и выражать благодарность, то только делами, например отягчением собственных плеч тяжелой ношей. Таким образом, можно считать, что моррон вовсе не проявил неучтивости по отношению к спутникам, а, наоборот, помог им сделать правильный выбор между пустыми словами и вполне осязаемым делом.