Призраки и чудеса в старинных японских сказаниях. Кайданы - [38]

Большинство из нас воспитаны в убеждении, что никакая цивилизация не может существовать без религиозной веры, то есть без некой надежды на воздаяние в будущем или некоего страха перед грядущим наказанием. Мы привыкли думать, что в отсутствие нравственных законов и хорошо подготовленных стражей порядка, следящих за их соблюдением, все и каждый станут заботиться лишь о собственной выгоде в ущерб ближним. Сильные быстро возьмут власть над слабыми, жалость и сострадание исчезнут, и вся цивилизация развалится, как карточный домик… Подобное убеждение основано на мысли о том, что человеческая природа несовершенна, и в этом, безусловно, заключена истина. Но люди, первыми провозгласившие эту истину тысячи и тысячи лет назад, даже вообразить себе не могли такой вид общественного устройства, при котором эгоистическое поведение невозможно в принципе. Теперь же мир дикой природы, лишенный религиозных представлений, дал нам доказательство того, что все-таки можно построить общество, где радость бескорыстного созидания отменяет само понятие долга, где нравственность, заложенная на уровне инстинктов, не нуждается в моральных кодексах и прочих правилах поведения, где каждый индивид от рождения абсолютно лишен эгоистических устремлений и настолько чист помыслами, что любые духовные наставления, даже в самом раннем возрасте, стали бы для него пустой тратой времени.

Эволюциониста все эти факты неизбежно приведут к выводу о том, что ценность наших нравственных идеалов преходяща, и при определенных условиях их может заменить нечто лучшее, чем добродетель, лучшее, чем доброта, лучшее, чем самопожертвование в нашем современном понимании. Эволюционист задастся вопросом, не способна ли цивилизация, у которой отсутствует понятие морали, превзойти в нравственном отношении цивилизацию, основанную на строгих этических нормах. Он непременно задумается, не указывает ли наличие у нас религиозных заповедей, нравственных законов и этических стандартов на то, что наше общество пока еще остается на весьма низком уровне социальной эволюции. И эти вопросы приведут его к другому, самому важному: удастся ли человечеству на этой планете когда-нибудь достичь этических высот за пределами устоявшихся идеалов – таких высот, где то, что мы сейчас называем злом, просто перестанет существовать, а то, что мы зовем добродетелью, превратится в инстинкт, и тогда в этом альтруистическом обществе любые моральные кодексы сделаются столь же бесполезными, как бесполезны они ныне в обществах высокоразвитых видов муравьев.

Современные мыслители не обошли этот вопрос вниманием, и величайшие из них ответили на него, некоторые – положительно. Герберт Спенсер выразил надежду, что человечество все-таки сумеет построить цивилизацию, этически не уступающую той, что уже создана муравьями:

«Если в животном мире, у низших отрядов, мы наблюдаем такие коренные преобразования изначальной природы, в результате которых альтруистические поступки индивидов перестают отличаться от эгоистических, можно не сомневаться, что подобное слияние частных и общественных интересов при тех же условиях может произойти и в человеческом обществе. Социальные насекомые в избытке снабжают нас при мерами для подражания – и эти примеры наглядно демонстрируют, какого высокого уровня жизни может достичь индивид, посвятивший себя заботе о других индивидах… Ни муравей, ни пчела не обременены чувством долга – в том значении, какое слову «долг» придаем мы; ни муравья, ни пчелу нельзя заподозрить в том, что они страдают от необходимости постоянного самопожертвования – в нашем понимании этого слова… [Факты] свидетельствуют о том, что создание определенного уклада жизни может преобразовать природу индивида, и он будет стремиться к альтруистическим целям столь же активно, и даже активнее, чем при иных обстоятельствах стремился бы к удовлетворению эгоистических потребностей. Факты также свидетельствуют, что в некоторых случаях альтруистические цели достигаются в процессе воплощения эгоистических желаний. И ради нужд общества подобные желания, способствующие всеобщему благу, должны приветствоваться… До сих пор в человеческом обществе забота индивида о себе самом ставится превыше заботы о других, но есть надежда на перемены в будущем, когда социум достигнет того уровня развития, при котором забота об окружающих станет служить неисчерпаемым источником удовольствия, превосходящего удовлетворение от достижения эгоистических целей… И тогда со временем эгоизм и альтруизм настолько сблизятся, что вскоре разница между ними исчезнет».

VI

Конечно, предсказание Герберта Спенсера не означает, что в результате кардинальных психологических изменений произойдет социальное расслоение всего человечества на касту воинов и касту рабочих, уже существующие в обществе муравьев. Нас не призывают представить себе человечество будущего, в котором трудолюбивое большинство, состоящее из полуженщин-рабочих и воинственных амазонок, обслуживает меньшинство, то есть горстку праздных многодетных матерей. Даже в своей главе «Человеческая популяция в будущем» мистер Спенсер не углубляется в подробности физических модификаций, неизбежных в процессе рождения высоконравственного вида, хотя его общие рассуждения о развитии и совершенствовании нервной системы, а также о значительном снижении плодовитости человека, позволяют заключить, что моральная эволюция все же повлечет за собой заметные физиологические изменения. Но если мы допускаем, что в будущем люди станут получать удовольствие от совместного труда ко взаимной выгоде, и это составит всю радость их жизни, почему бы не допустить и другие трансформации, физические и моральные, ведь биологические особенности муравьев доказывают нам, что эволюция на это способна?.. Не знаю. Я с безмерным почтением отношусь к Герберту Спенсеру, ценю его как величайшего философа в мире, и мне крайне не хотелось бы писать что-то противоречащее его взглядам в данном контексте, ибо читатель может решить, что и свои возражения я тоже почерпнул из «синтетической философии» Спенсера. Потому сразу уточню, что за нижеизложенные рассуждения в ответе я один, и, если они ошибочны, да будет сей грех исключительно на моей совести.