Призраки и чудеса в старинных японских сказаниях. Кайданы - [30]
«Скользнувшее с плеч хаори. Очертания бабочки».
«Нуги-какэру» означает «снять [одежду] и повесить», а также «начать снимать [одежду]». Более точно смысл стихотворения можно передать так: «Бабочка обликом напоминает женщину, снимающую хаори». Чтобы оценить образность этого хокку, нужно представлять себе, как выглядит хаори. Это шелковая накидка, похожая на плащ с широкими рукавами, ее носят и мужчины, и женщины. Но в стихотворении определенно имеется в виду женское хаори – более пестрое, чем у мужчин, богато украшенное, из дорогой ткани. Подкладку хаори обычно делают из шелка одного или нескольких ярких цветов. Когда хаори снимают, подкладка становится видна во всем своем великолепии – буйство красок и колыхание рукавов действительно вызывают в памяти образ летящей бабочки.
«В силок птицелова стремится без устали бабочка».
Птицеловы смазывают силки птичьим клеем. В стихотворении намекается на то, что бабочка пытается помешать человеку в охоте на пернатых, которые непременно насторожатся, увидев, чем испачканы ее крылышки.
«На колоколе в храме бабочка сладко уснула».
«Даже во сне веселые игры видит бабочка травяная».
Когда бабочки спят, у них иногда подрагивают крылья – как будто бабочкам снится, что они летают.
«Проснись, проснись! Другом мне стань, спящая бабочка».
Это стихотворение Басё, величайшего из сочинителей хокку. В трехстишии выражено предчувствие пробуждения весны.
«Птица в клетке. Печаль в глазах и зависть – к бабочке».
«Трепетание крыльев бабочки. А день почему-то безветренный».
«Опавший лист обратно на ветку вспорхнул. Нет! Всего лишь бабочка».
Аллюзия на буддийскую поговорку ракука эда-ни каэрадзу, хакё футатаби тэрасадзу – «опавший лист не вернешь на ветку, разбитое зеркало не склеишь».
«Состязанье затеяла бабочка с облетающими цветами – кто легче?»
Возможно, образ навеян кружащимися в воздухе лепестками вишни-сакуры.
«Женщина идет своей дорогой, а бабочка то обгонит ее, то за спиной кружится».
«Бабочка летит за цветами, не заботясь, что вор их уносит».
«Осенняя бабочка. Бедняжка! Оставшись без товарок по играм, за человеком следует».
«Бабочка! Даже погоня не заставит ее суетиться».
«Всем бабочкам на глазок лет семнадцать – восемнадцать, не больше».
Автор трехстишия уподобил бабочек грациозным юным девам в изысканных нарядах с длинными развевающимися рукавами… В Древней Японии, если верить поговорке, считалось, что даже демоны в юности не так уж страшны: они мо дзюхати адзами-но хана – «в восемнадцать и сам черт не черт, а цветочек чертополоха».
«Бабочки так резвятся, будто в мире нет ни зависти, ни вражды».
«Бабочки так резвятся, будто все их чаяния уже сбылись в этом мире».
«Белопенные цветы на волнах распустились, увы, не для бабочек».
«Когда в подлунный мир мы бабочками вернемся, возможно, будем счастливы вместе».
По всей видимости, смысл трехстишия таков: «Счастье, говоришь? Ну да, если в следующей жизни мы оба родимся бабочками, тогда, быть может, нам и удастся поладить». Это хокку написал знаменитый поэт Исса по случаю развода с женой.
«На розовом цветке белая бабочка. Гадаю, чья душа присела отдохнуть».
«Танцуют они, устремляясь друг к другу, но, сойдясь, замирают. Пара бабочек!»
«Да не угаснет в сердце страсть к охоте на бабочек!»
Смысл трехстишия в вольном пересказе таков: «Я хотел бы всегда находить удовольствие в самых простых вещах, как счастливый ребенок».
В дополнение к вышеприведенным хокку о бабочках предлагаю читателю прелюбопытный образчик японской прозы, тоже имеющий к ним некоторое отношение. Подлинник, с коего мне удалось сделать лишь весьма приблизительный перевод, можно найти в одной занятной старинной книге под названием «Муси-исамэ» – «Наставления насекомым». Текст построен в форме монолога, обращенного к бабочке, но бабочка в нем – всего лишь дидактическая аллегория, позволившая автору изложить свои размышления о нравственном аспекте взлетов и падений человека в обществе.
