Призраки Гарварда - [39]

– У нас всегда можно с кем-нибудь поговорить. Ты уже в числе друзей Бюро?

– Друзей?

– Ты в системе? Уже встречалась с психологом или участвовала в практикуме по оздоровлению?

– О нет. Я новенькая.

– Тогда нужно заполнить вот эти бланки. Когда закончишь, можешь поговорить с Грэгом, он свободен.

Кади взяла планшет и опустилась на продавленный зеленый двухместный диванчик, чтобы заполнить бумаги. Рука, выводя имя, дрожала. Кади предпочла бы не оставлять здесь следов пребывания. Она вдруг вспомнила, как Эрик ощутил потерю контроля над собой, когда за него взялись психиатры, особенно университетские. «Теперь все официально. Пути назад уже нет», – сказал брат, получив диагноз. В то время Кади думала, что он просто драматизирует и упрямится, но теперь поняла. Ей хотелось побеседовать со специалистом насчет того, что она слышит, – но не ценой своего личного пространства или свободы. Родители не должны узнать, что она тут побывала, особенно мать.

– Можешь идти в кабинет, – сказала девушка за стойкой, когда Кади вернула листы. – Вверх по лестнице, первая дверь слева.

Ступеньки скрипели под ногами. В коридоре второго этажа оказалось темно, только падала полоса света из-за едва приоткрытой двери. Кади постучала.

– Здравствуйте!..

Ответа не последовало, и она толкнула дверь.

– Йо! Приветики, проходи.

Удивленный мужчина поспешно вытащил наушники, воткнутые в ноутбук перед ним. Тридцать с небольшим на вид, в серой толстовке поверх клетчатой рубашки – с вязаной шапочкой, толстой оправой и большой, кустистой бородой он напомнил Кади эдакого Фрейда-хипстера. Мужчина поднялся из-за стола и протянул ей тощую руку:

– Я Грэг.

Кади пожала его ладонь и смущенно представилась:

– Простите, я не по записи.

– Ничего страшного, затем я и здесь. Прошу, садись.

Грэг указал на темно-синий диванчик у стены. Кабинет был маленьким, но уютным, с неброским восточным ковриком, мягкой мебелью и кружевными бабушкиными занавесками. Сам Грэг занял клетчатое кресло напротив.

– Ну что, рассказывай. Давай сперва подноготную – год, общежитие, специальность, все такое.

– Первый курс, живу в Уэлде. Специальность еще не выбрала.

– Хорошо, не спеши, попробуй себя. Как тебе учеба?

– Тяжело.

– Почему тяжело?

– Это же Гарвард, здесь и должно быть так, верно?

Грэг улыбнулся:

– Справедливо. Но попытайся конкретизировать. Отчего тебе тяжело?

Прежде чем ответить, Кади глубоко вздохнула.

– Из-за брата. Поэтому я сюда и пришла, честно говоря. Мой брат учился здесь на третьем курсе, когда умер.

– О, мне жаль. Как так вышло?

– Самоубийство. – Кади все еще было трудно связать с братом это слово. – Он страдал шизофренией, а потом… – Она умолкла.

– Мне очень жаль.

– Все в порядке, – машинальный ответ, за который Кади всегда себя ненавидела.

– После такой травмы, должно быть, очень трудно здесь находиться.

Кади кивнула. Грэг казался милым, однако она постепенно теряла самообладание.

– Есть кое-что в его болезни, что я, к сожалению, не понимала, и чувствую, что нужно понять, чтобы двигаться дальше, и поэтому думала, вы мне поможете. Не знаю, с кем еще поговорить.

– Поговорим обо всем, что хочешь. Я не спец в шизофрении, но постараюсь ответить как можно лучше.

– Мой брат говорил, что слышал голоса. Вы знаете что-нибудь об этом?

Выходило слабое подобие старого доброго «я спрашиваю для друга», но Кади пока не была готова признаться.

– Слуховые галлюцинации. Часто встречаются у шизофреников.

– На что в целом похожи эти голоса?

– Думаю, подобный симптом очень сильно отличается от больного к больному.

– Мне запомнились слова Эрика, что голоса рассказывали ему то, что он не мог знать.

– Твой брат – Эрик?

– Да, вы его знали?

– Нет, просто стараюсь следить за повествованием.

– Ой. В общем, голоса говорили ему о книге, которую он никогда не читал, или об истории здания на кампусе, причем сведения оказывались очень точными.

Грэг кивнул, но остался отрешенным.

Кади не понимала, почему он не удивлен.

– То есть это же странно, правда? Помню, как он был напуган.

Грэг причмокнул:

– Уверен, ему было страшно. И тебе наверняка очень тяжело ходить по тем же местам, что и брат, видеть то, что видел он. Понимаю, насколько это травмирует.

– Но как такое возможно – страдать галлюцинациями о том, чего ты не знаешь? Эрик считал это доказательством, что голоса настоящие, ну, в смысле, не только у него в голове. То есть как может плод его собственного воображения рассказать ему то, чего он не знал?

– Ну, для этого очевидного… феномена, как его можно, наверное, назвать, существует масса объяснений. Один из вариантов – что сведения, которые рассказал «голос», на самом деле ошибочны. У шизофреников зачастую хорошо получается казаться крайне осведомленными и образованными или посвященными в особые знания, и благодаря вере в истинность своих слов они звучат убедительно. Вбрасывают пару громких слов, вот и звучит достоверно, хотя на самом деле все выдумка.

– Но что, если все сведения подтвердились, стопроцентно правильные?

– Такое бывает. Можно что-нибудь прочитать или услышать – и забыть. А потом, наткнувшись на те же самые сведения в иной обертке, мы воспринимаем их новыми. – Грэг поскреб подбородок. – Это как неумышленный плагиат. Некоторые величайшие ученые неумышленно копировали труды коллег, потому что забывали источник информации. Был такой известный случай с историком Дорис Кернс Гудвин, которая когда-то, хочу добавить, преподавала в Гарварде. Я к тому, что разум способен сыграть с нами злую шутку. Мозг – орган несовершенный.