Призраки - [2]

— Да, дорогая.

— Даже несмотря на ядовитый плющ.

— Вопреки ему, — вставил папа, смеясь. — Я волшебник. Я экзорцист!

— Кто?

— Э-к-з-о-р-ц-и-с-т, — по буквам произнес он. — Тебе чаю, мама?

Мы с Генриеттой помчались в нашу библиотеку, в то время как Энн играла во дворе.

— Эк-зор-цист, — прочла я. — Вот, нашла! — И подчеркнула слово. — «Тот, кто истребляет духов».

— Истрепляет их по ниточкам? — удивленно переспросила Генриетта.

— Да нет же, глупенькая, истреблять. То есть «прогонять, избавляться от них».

— Убивать? — жалобно спросила Генриетта.

Пораженные догадкой, мы обе уставились в книгу.

— Значит, папа убил наших призраков? — спросила Генриетта, и глаза ее наполнились слезами.

— Не может быть, чтобы он совершил такую подлость.

Полчаса мы сидели в оцепенении, ощущая прилив холода и пустоты. Наконец в дом вошла Энн, почесывая руки.

— Я нашла место, где папа раздобыл ядовитый плющ, — объявила она. — Хотите узнать, где?

— Где? — спросили мы, помолчав.

— На склоне под нашим окном, — сказала Энн. — Там полно всяких ядовитых плющей, которых раньше там никогда не было!

Я медленно закрыла книгу.

— Пойдем, посмотрим.

Мы стояли на склоне, и повсюду валялись стебли ядовитого плюща, все сорванные, все без корней. Кто-то нарвал их в лесу и притащил сюда, на склон — огромные корзины плюща — и разбросал повсюду.

— Ох, — вздохнула Генриетта.

Мы все разом вспомнили раздувшееся лицо и руки отца.

— Но призраки, — прошептала я. — Разве может ядовитый плющ изгонять призраков?

— Видела, что он сделал с папой?

Мы все закивали.

— Тс-с-с, — сказала я, прижав палец к губам. — Всем раздобыть перчатки. Когда стемнеет, мы все здесь уберем. Изгоним экзорциста.

— Ура! — сказали все.

Погасли огни, и летняя ночь была тиха и пронизана сладким запахом цветов. Мы ждали, лежа в кроватях, и наши глаза сверкали, как лисьи зрачки в темном подвале.

— Девять часов, — прошептала Энн.

— Девять тридцать, — через некоторое время произнесла она.

— Надеюсь, они придут, — сказала Генриетта. — После всего того, что мы сделали.

— Тссс, слушай!

Мы сели на кроватях.

Оттуда, с залитых лунным светом лугов, донесся какой-то шепот и шорох, словно летний ветер ворошил все травы и звезды на небе. Послышался треск и негромкий смех; мягкими, неслышными шагами мы побежали к окнам, чтобы, сгрудившись вместе, застыть в ожидании ужаса, и в это время на травяной склон обрушился ливень дьявольских искр и две неясные тени проникли сквозь плотный заслон кустарника.

— О, — закричали мы, бросаясь друг другу в объятья и дрожа. — Они вернулись, они вернулись!

— Если бы папа знал!

— Но он же не знает! Тс-с-с!

Ночь шептала и хохотала, металась трава. Мы долго стояли так, а потом Энн сказала:

— Я иду туда.

— Что?

— Я хочу узнать.

Энн собралась уходить.

— Но они могут убить тебя!

— Я иду.

— Но там призраки, Энн!

Мы слышали шаги ее ног, слетающих по ступеням, слышали, как она потихоньку открыла дверь дома. Мы приникли к окну. Энн в своей ночной рубашке, как бархатный мотылек, порхнула через двор. «Боже, храни ее», — молилась я. Ибо она, прокравшись во тьме, была уже совсем рядом с призраками.

— Ах! — вскрикнула Энн.

Потом послышалось еще несколько криков. Мы с Генриеттой ахнули. Энн бегом пронеслась по двору, но дверью не хлопнула. Призраки умчались, словно подхваченные ветром, за холм и в мгновение скрылись из вида.

— Ну вот, посмотри, что ты наделала! — закричала Генриетта, когда Энн вошла в комнату.

— Ни слова! — огрызнулась Энн. — О, это ужасно!

Она решительно подошла к окну и хотела рывком опустить раму. Я ее остановила.

— Что с тобой? — спросила я.

— Призраки, — всхлипнула она то ли сердито, то ли грустно. — Они ушли навсегда. Папа распугал их. А сегодня знаете, кто там был? Знаете?

— Кто?

— Двое людей, — прокричала Энн, и слезы катились по ее щекам. — Непристойная парочка, мужчина и женщина!

— О, — простонали мы.

— Призраков больше не будет, — сказала Энн. — О, я ненавижу папу!

И весь остаток того лета, лунными вечерами, когда дул ветер и белые фигуры двигались в сумраке лугов, мы, три девчонки, делали именно то, что сделали в тот последний вечер. Мы вставали с постели, тихо проходили через комнату и с грохотом захлопывали окно, чтобы не слышать этих непристойных людей, а потом возвращались в свои кровати, закрывали глаза и грезили о тех днях, когда над лугами носились призраки, о тех счастливых временах, когда папа еще ничего не разрушил.