Призрак в кривом зеркале - [18]

– Мне твой Борзых и в школе был не нужен, а сейчас и подавно, – сухо сказала Ксения, соображая, что же делать дальше. По лицу Богдановой она видела, что та не верит ей, и понимала, что теперь можно ожидать чего угодно. – Увижу тебя еще раз около моего дома… – она подумала и быстро изменила угрозу, – встречусь с Никитой и все ему расскажу.

Богданова бесстрастно смотрела на нее, и Ксеня, поколебавшись, вошла во двор и плотно прикрыла за собой калитку.

Родители, узнав о произошедшем, отругали дочь за то, что она не вызвала милицию.

– Я твою Богданову помню! – приговаривала перепугавшаяся мама, обрабатывая у дочери на лице царапины. – Говори что хочешь, но она всегда была бесноватая, вся в мать. На родительских собраниях та всегда сидела молча, только глазами зыркала, как в прорези, вправо-влево. На нас смотрела презрительно и никогда ни с кем, кроме учительницы, не общалась.

– Почему в милицию не позвонила? – повторял отец. – Давай сейчас позвоним, пока не поздно. А если она в другой раз надумает тебе кислотой в лицо плеснуть?

– Я ей пригрозила, – морщась от боли, проговорила Ксения. – Она больше ко мне не сунется. Не надо в милицию заявлять – себя же на посмешище выставим…

Однако писать заявление в милицию пришлось всего три дня спустя. Ксения, попросив у отца его машину, поехала в центральный магазин, чтобы закупить продукты и еду для животных. Когда она, вернувшись, остановила «девятку» возле дома, откуда ни возьмись на капот, как обезьяна, вскочил парень в толстом дутом пуховике и шерстяной шапке с прорезями, спущенной на лицо. В руках у него была бейсбольная бита. От неожиданности Ксеня закричала, и парень тут же обрушил биту на лобовое стекло машины. Оно пошло трещинами. Затем, соскочив, умчался в сторону остановки, впрыгнул в стоящую неподалеку машину и скрылся.

Свидетели, видевшие отъезжавший автомобиль, показали, что за рулем сидел парень, а в салоне был пассажир, но никого из них они не узнали бы и номера машины не запомнили. Ксения рассказала следователю о первом случае нападения Аллы: она была совершенно уверена, что парень с битой – из той компании, с которой Богданова дружила в юности.

– Ксения Ильинична, ну что вы придумываете, – протянул следователь, не глядя на нее. – Мужчину не поделили, это бывает. Машинка у вашего отца застрахована, а хулигана мы найдем, не беспокойтесь.

Ксения хотела что-то сказать, объяснить, донести до этого человека, что Алла Богданова теперь не оставит ее в покое и ей нужна какая-то защита… Но взглянула на красное равнодушное лицо и промолчала.

На следующее утро она позвонила Никите Борзых и договорилась с ним встретиться в одном из тихих ресторанов.

Бывшего поклонника она не видела очень давно и теперь изумленно вглядывалась в лицо, сквозь которое едва проступали черты мальчика, с которым она целовалась после выпускного. Борзых заматерел и раздался, приобрел вальяжность. Яркие цыганские глаза заплыли, и весь он стал ленивый и разморенный. Странно было наблюдать в тридцатилетнем парне повадки пятидесятилетнего главы мафиозного клана – при том что Никита был совладельцем небольшой фирмы, привозившей в Тихогорск белорусскую мебель.

Первые десять минут их общения Борзых держался прохладно, говорил скупо и мало, всем своим видом демонстрируя бывшей однокласснице, как велика отныне пропасть между ними. Но затем опрокинул пару стопок водки «за встречу» и очень быстро опьянел, начал жаловаться на свою жизнь и отсыпать комплименты Ксении. Прежде чем она поняла, к чему все идет, Никита поднялся, вышел из-за стола, едва не опрокинув бокал, опустился перед ней на одно колено и с пафосом проговорил:

– Ксенька, выходи за меня замуж! Я ж тебя на руках носить буду! Ты женщина свободная, я тоже…

– Никита, я всего четыре года как развелась. Так часто замуж выходить вредно, – ответила Ксения, отодвигаясь в глубь диванчика от стоявшего перед ней мужчины, от которого – по иронии судьбы – так же пахло водкой, как и в тот вечер, в подъезде.

– Тебе все шутки… А я серьезно предлагаю, понимаешь? Серьезно!

Борзых продолжал стоять на одном колене, и вид у него был нелепый и в то же время пугающий. «Пугающий – это оттого, что глаза пьяные и назойливые, – поняла Ксеня. – Черт меня понес с ним встречаться! Но кто же знал…»

– Послушай, – как можно мягче сказала она, – замуж я в ближайшее время выходить не собираюсь, поэтому предлагаю эту тему закрыть. Сядь за стол, прошу тебя.

– Ксенька, да ты не понимаешь, от чего отказываешься!

«Понеслось…» – мысленно вздохнула она, слушая, как Борзых расписывает преимущества жизни с ним. По всему выходило, что он осчастливил Ксению своим предложением и она будет локти кусать, если сдуру откажется.

Не в силах больше его слушать, Ксения прервала Никиту на полуслове:

– А как же Алла?

– Лялька?

Борзых помрачнел, поднялся с колена. На штанине осталось мокрое пятно.

Он уселся за стол, повертел в пальцах пустую стопку.

– А Ляльке я ничего не обещал, – неожиданно жестко проговорил он. – Так что никаких прав на меня она не имеет. Как женился, так и разведусь.

Несмотря на все угрозы Богдановой и ее общепризнанную «ненормальность», Ксения не чувствовала страха перед Аллой: она от природы была не пугливой, а работа в больнице закалила характер, сделав ее одновременно мягче и бесстрашнее. После слов Никиты ей стало жалко Ляльку, которая так держалась за этого раскормленного, не очень умного мужчину и, наверное, искренне его любила.