Призрак с улицы Советской - [19]

Потом сходил к генералу, попросил разрешения просмотреть личные дела некоторых сотрудников в отделе кадров.

На просмотр личных дел у Евграфа Акимовича ушло всего полтора часа. Он сделал себе в блокнот кое-какие пометки, потом сел за составление «Плана операции». По плану этому выходило, что они привозят в Питер Илью и выставляют его как подсадного. Омоновцы, естественно в гражданском, будут ждать своего часа. Илья должен явиться к дяде Гене на Некрасовский.

Составив план, Евграф Акимович опять же вложил его в конверт, запечатал как положено, и, зная, что шефа на месте нет, пошел к Наде:

— Наденька, как настроение, как шеф?

— Настроение поганое, а шефа нет, — тут же отреагировала Надя-Керосин.

— Передайте, пожалуйста, ему срочно, как только появится. — И, положив конверт на стол, старший следователь удалился.

Через два дня ровно в 12 на Некрасовском по условному сигналу была устроена облава. Коммерческий ларек был закрыт наглухо, металлические шторы опущены. Удалось, правда, взять пару наркоманов, которые, не зная об облаве, пытались сбыть свои «конфетки». О дяде Гене никто из них толком ничего не слышал. Говорили в один голос, что где-то на рынке есть такой человек, но кто он, никто не знал. Директор рынка, правда, сказал, что этого самого дядю Гену, или Геннадия Охлопина, знает, лицензия у него в порядке, но со вчерашнего дня ларек закрыт. Заболел, наверно.

А еще через полчаса Надя-Керосин сидела в кабинете у бывшего своего шефа и в присутствии Евграфа Акимовича «кололась», размазывая слезы по некрасивому, круглому, как непропеченный блин, лицу. Да, полтора года назад познакомилась с парнем. Звать Евгений, фамилия Коротаев. Видный, красавец, богатый. Влюбилась сходу. Подарки делал, деньги давал, потом сказал, что хорошую жизнь заработать надо и велел приносить с работы любые справочки, если будут в них упоминаться Мухамед, дядя Гена, он и вообще все о наркоте. За каждую копию сначала подарки делал, зеленые давал на мелкие расходы, а последние месяцы ничего не дает, только говорит — копить надо, в семейную копилку складывать, жениться обещал.

— Небось страшновато было в сейф-то лазать? — спросил шеф.

— А ничего страшного, — простодушно ответила Наденька. — У меня второй ключ ведь есть. Я дверь закрою, мало ли — колготки поправить, нужную бумажку выну, почитаю, потом дома по памяти запишу, если много, то главное выписывала.

Вот и закончилась карьера Нади — Керосина, Надежды Ивановны Козловой, выпускницы ПТУ по профессии машинистка. Проработав в УВД четыре года машинисткой, потом, когда многие разбежались по коммерческим структурам, была переведена в секретари к начальнику. Жаль девочку, может, и злобилась от страха и безнадежности.

— Ну что делать будем? — прервал его размышления Леонид Кириллович, когда Надю увели.

— Ничего не будем делать. Мы все ФСК передали. Они теперь и будут суетиться.

— А как с Михальченко?

— Ну! Здесь повременим. Михальченко к наркоте, по-моему, имеет косвенное отношение. Поживем — увидим.

— С тобой, Евграф Акимович, хлопот не оберешься. Но тут ты прав, издательства им отдавать жаль. Действуй!

Глава двенадцатая

Ближе к вечеру ко мне подошел Семенцов.

— Стас, не уходи после работы, поедем к боссу.

До конца рабочего дня я успел сходить с Томой на кофе с пирожными, по дороге мимоходом осведомился, как поживает Коля. В ответ Тома пожала плечами.

— Звонит время от времени, мне сулит золотые горы, тебе, сам понимаешь, сосновый мундир.

— Однако не появляется!

— Занят! Коммерсант! — усмехнулась Тома.

— Впрочем, ему в издательство вход заказан. Охрана у нас строгая.

Вечером на семенцовском «вольво» мы отправились к директору. Однако не в его люкс-апартаменты, а на Васильевский, в небольшую двухкомнатную квартирку на Одиннадцатой линии. Конечно, здесь особого шика не было, но мне, честно говоря, такой обстановочки, сколько ни лови бандитов, век не видать.

Виталий Алексеевич был один, и это меня слегка удивило. А как же вездесущий Василий?

Как бы отвечая на мой вопрос, Михальченко сказал:

— Это моя нелегальная квартира. Убегаю от мира. Хочется иногда побыть одному. Мне все друзья твердят — опасно, не отпускай от себя Василия, а то и вторую гориллу заведи. Так ведь от судьбы не уйдешь. Здесь в чистом углу мое спасение.

Я понимал, что говорит он это для меня, поскольку Диме, естественно, был хорошо знаком отшельнический скит директора. Надо сказать, шеф не переставал удивлять меня. Во второй комнате я увидел небольшой иконостас, в подсвечнике, свечей на десять, догорала свечка. Перед иконой Владимирской Пресвятой Богоматери в углу теплилась лампадка. И вообще комната явно напоминала часовенку.

Виталий Алексеевич подошел к лампадке, поправил фитилек, зажег новую свечку, пригасив догоревшую, перекрестился и сказал:

— Ну теперь давайте за дело.

И мы уселись в гостиной.

Семенцов со всеми предосторожностями достал из кейса сверток, развернул его, подал директору тарелку. Тот бегло оглядел ее и передал мне со словами:

— Всмотрись внимательнее, Стасик. Сейчас мы тебя во все дела посвятим. — Затем спросил у Димы: — Ну что эксперт?

— Не сомневается. Фарфор конца восемнадцатого. Светлозерский завод.