Призрак с улицы Советской - [12]

Тут к нам подвалила «дама-окунь», Тамара льстиво сказала, что с такой замечательной помадой, как у Людмилы Валерьевны, можно совершенно не опасаться хулиганов… Все они в восторге кинутся в «Бабилон» покупать такую же своим милым, чтоб и те в свою очередь не боялись бандитов.

…Одним словом, прием прошел на высшем уровне.

Глава седьмая

Евграф Акимович, внимательно изучив рапорт Батогова, задумался. Значит, все-таки Михальченко зачем-то понадобился молодой, довольно беспутный, но в недавнем прошлом «хорошо» зарекомендовавший себя человек. Что директор действительно всерьез воспринял его и решил использовать по прямому назначению — как толкового руководителя отдела, в это старшему следователю верилось с трудом. С другой стороны, почему бы и нет. И все-таки Евграфу Акимовичу хотелось, чтобы Слава Батогов прощупал его поглубже. Что-то в этой издательской фирме было не так. И прежде всего несметное и нескрываемое состояние директора и его покойного дружка Николаева. Судя по ревизии налоговой инспекции, доходы фирмы были не столь уж велики. Во всяком случае, на коллекционирование живописи, икон и на наркотики, плюс шикарная жизнь, вряд ли могло хватить. К тому же счета на Западе и, наконец, таинственный незнакомец из Душанбе.

Евграф Акимович не рассказал Батогову о своей разработке знакомых Николаева, кроме Лизы. А между тем за три месяца, минувших со дня смерти, ему удалось узнать кое-что любопытное.

Во-первых, банщик Мамлюков из класса «люкс» на Гастелло долго отказывался узнавать на фото Николаева и только после того, как оперативник сказал, что человек этот умер и опасности не представляет, Мамлюков признал, что он вроде похож на одного из тех, кто здесь отдыхал. Он его запомнил якобы потому, что тот почти что открыто «вмазался» и долго потом лежал на лавке, ловил кайф. Того, кто приходил с ним, он назвать решительно отказался, сказав, что скорее всего Николаев приходил в «люкс» один.

Дело вроде чуть сдвинулось, когда накрыли малину на Варшавской улице, где взяли трех наркоманов, один из которых, совсем еще зеленый юнец, сказал, что здесь в квартире впервые попробовал самодельного наркотика, а раньше только курил, причем покупал травку у банщика по кличке Мамлюк на Гастелло. Мамлюкова прижали, но он упорно отказывался говорить, хотя на квартире у него нашли несколько килограммов маковой соломки.

Евграф Акимович сам взялся допрашивать Мамлюкова, пообещал ему посодействовать и устроить скидку годика на два в связи с первой судимостью. Но банщик молчал.

Через неделю из какого-то окошка следственного изолятора вылетел бумажный голубь, который на тротуаре поблизости от троллейбусной остановки подобрала женщина, по виду домохозяйка, и, не разворачивая, сунула бумажку в продуктовую сумку.

За ней в троллейбус сел молодой человек, доехал до улицы Замшина, где женщина вышла и, поднявшись на пятый этаж «хрущобы», вошла в 32-ю квартиру.

Квартировали здесь двое иногородних. Один вполне русский по виду, второй то ли узбек, то ли таджик. Хозяйкой квартиры была Валентина Васильевна Гутеева, дама лет пятидесяти, склонная к злоупотреблению спиртным. Квартиранты редко бывали дома. Когда их при случае остановили на улице, документы у обоих оказались в порядке. Один предъявил паспорт на имя Александра Матвеевича Федосеева, второй оказался Расулом Имальгельдиевичем Ходжаевым. Был он уроженцем Душанбе, постоянно проживающем в городе Тула.

Евграф Акимович все больше убеждался, что без своего человека в банде к Мухамеду не подобраться, вспоминал добрым словом «Ласточку», но делать было нечего.

Пока приходилось разрабатывать предполагаемые связи Николаева.

Тем временем Федосеев и Ходжаев, вернувшись в очередной раз с прогулки по торговым рядам города, вышли вечером из дома, поймали частника и поехали в ресторан «Тбилиси» на Петроградской.

Кабак этот был недавно «радиофицирован», в связи с тем, что, как предполагали в райотделе, там встречались дельцы, производящие в подполье «Распутина», «Смирновскую» и другие экзотические сорта водки.

На этот раз разговор «слушали» из машины люди Акимыча.

Голос с восточным акцентом:

— Валечка, на закуску, как всегда, сациви, рыбку-балычок, икорки. Коньячку бутылочку, зелени побольше, чесночок маринованный. Четыре шашлыка по-карски.

Женщина:

— Все будет в лучшем виде.

Собеседник:

— Слушай, Расул, надо с Мамлюком что-то делать. Кретин он, рано или поздно расколется.

— А что расколется? Ну, получал товар. А от кого? Тайник укажет? Пусть себе. Там уже никогда ничего не будет.

— А если он скажет, кому деньги за товар отдавал?

— Пусть себе говорит… О! Кого я вижу, сам господин Олежка к нам пришел. С друзьями! Садитесь, гости дорогие, садитесь. Валечка, еще три шашлыка, закуски побольше, пару бутылок дагестанского. Что хорошего, дорогой?

— Здравствуй, здравствуй, дорогой Расул. Привет тебе хозяин шлет, большой привет! А рассиживаться нам некогда, у нас дел много. Но пару рюмок с тобой выпьем, так и быть.

Слышен звон рюмок, смех.

— Вот что, Расул, дело есть. Во-первых, Мамлюк с работы уволен.

— Он и так молчит, да и что сказать может?

— Может, не может, не наше дело. Сказано, хозяин его уволил. Без выходного пособия… — Смешок. — Вы сами не светитесь?