Призрак рейхсляйтера Бормана - [7]

...В Лондоне теперь правильно понимают в отношении Москвы. Войну ожидают каждый день.

...Фюрер очень доволен нашими фанфарами, он приказывает еще кое-что добавить. Из песни «Хорст Вессель»...»

Из записей, сделанных в роковое воскресенье 22 июня, видно, с какой методичностью Геббельс описывает, как всегда, истекший день. И хотя в те часы, когда он это пишет, мир уже потрясен известием о нападении на Россию и поступают новые сведения с Восточного фронта, он долго болтает в дневнике о том и сем — о прослушивании новых фанфар, о беседе с актрисой, приглашенной сниматься в новом военном фильме, о завтраке в честь Паволини, об обеде, устроенном им для итальянцев у себя в Шваненвердере,— прежде чем подойти к главному:

«В 3 ч. 30 м. начнется наступление. 160 укомплектованных дивизий. Фронт в 3 тысячи километров. Много дебатов о погоде. Самый большой поход в мировой истории. Чем ближе удар, тем быстрее улучшается настроение фюрера. С ним так всегда бывает. Он просто оттаивает. У него сразу пропала вся усталость...»

К отношениям Геббельса с Борманом.

Маниакальная преданность фюреру, жгучая ревность заставляла Геббельса в каждом из окружающих коричневого монарха видеть конкурента такого же коварного и злобного каким был он сам. Это в полной мере относится к Борману, уверенно шагавшему вверх по фашистской лестнице. «Закулисная фигура»,— напишет о нем Геббельс в своем дневнике 14 июня 1941 года. Добавим, что Борман, сосредоточивший в своих руках практическое руководство всей финансовой системой рейха, не останавливался и перед вмешательством в дела Геббельса, давая ему и его ближайшему сподручному Фриче «ценные указания».

(Впрочем, Бормана ненавидела и боялась вся нацистская верхушка. «Он вызывал отвращение у всех, кто его знал»,— укажет впоследствии начальник личной охраны фюрера и — одновременно — начальник СД имперской канцелярии Раттенхубер.)

Другим ближайшим «коллегой» Мартина Бормана суждено было стать Герману Герингу. Еще до прихода Гитлера к власти он нашел в нем своего «фюрера», участвовал в известном провалившемся мюнхенском путче, был ранен и бежал за рубеж. Вернулся он в Германию в конце Двадцатых годов и спустя несколько лет организовал поджог рейхстага, принял участие в разгроме германской компартии, хвалился преданностью нацизму. Лестница его карьеры густо отмечена следами преступлений.

Каких только титулов не давал Гитлер этому политическому интригану! (Справедливости ради отметим, что некоторые из нижепоименованных званий Геринг присвоил себе самолично.) Итак: рейхсмаршал «Великой германской империи», преемник фюрера, главнокомандующий военно-воздушными силами и министр авиации, главный имперский лесничий и охотничий, имперский уполномоченный по делам четырехлетнего плана, действительный член имперского тайного совета, почетный обергруппенфюрер СС, министр-президент Пруссии, председатель Прусского государственного совета, президент рейхстага… Не достаточно ли?

Если «цицерон» Геббельс отвечал за пропаганду в «третьем рейхе», то на Геринга были возложены функции по управлению экономикой фашистской Германии. Заниматься, однако, делами государственными у отставного летчика времени не было. Обогащение! Вот и кредо, и девиз рейхсмаршала, уполномоченного и проч., и проч., Геринг становится главой гигантского концерна «Герман Геринг-верке». Основу этого концерна составляли рудники, шахты, сталелитейные, машиностроительные, военные заводы, захваченные в оккупированных странах. Его страсть к обогащению не имела границ. Он копил золото, картины знаменитых художников, скупал драгоценности.

«Мне нечего больше добиваться от жизни. Моя семья обеспечена»,— заявил Геринг еще осенью 1944 года. А обогащался он, надо сказать, со страстью необыкновенной, используя свою власть для прямого грабежа, сначала в самой Германии, в Италии, потом в оккупированных странах. Дни войны он проводил в своих дворцах в Каринхолле и Берхтесгадене среди награбленных, свезенных отовсюду ценностей, принимая посетителей в розовом шелковом халате, украшенном золотыми пряжками.

Как ни в чем не бывало он по-прежнему выезжал на охоту. О том, какая это была охота, рассказал старший егерь в охотничьем замке Геринга. В лесном парке, где высаженные рядами деревья образовывали прямые аллеи, насквозь просматриваемые, в конце одной из таких аллей устраивалась кормушка для оленя, которого приучали являться сюда в определенное время. Приезжавший охотиться наманикюренный Геринг, в красной куртке и зеленых сапогах, усаживался в открытую машину и двигался по аллее, в конце которой его уже поджидает жертва…

Что касается политических убеждений рейхсмаршала и проч., и проч., то о них он любил сам рубить с прямотой римлянина: «У меня нет совести,— повторял он,— мою совесть зовут Адольф Гитлер... Я не собираюсь соблюдать справедливость,— я должен лишь уничтожить и истребить,; и ничего более!» Вряд ли можно удивляться, что воспитанные на таких принципах гитлеровцы совершали преступления, перед которыми содрогнулся мир.

(Впрочем, оговоримся. «Свою совесть» — Адольфа Гитлера — Геринг решил тоже продать: 23 апреля 1945 года он шлет в осажденный Берлин телеграмму обожаемому фюреру с извещением, что принимает на себя в заданных обстоятельствах его функции. Полупомешанный фюрер отдает распоряжение об аресте «этого предателя» и всего его имущества...)