Призрак потерянного озера - [98]

Что меня держит здесь? Невиданная прежде злость закипела во мне. Они меня еще не знают! Они думают, что я — бедная овечка? Не на ту напали. Мы еще посмотрим — кто кого! Неужели это из–за денег? Не получат они их! Пусть это не мои доллары, но они по праву принадлежат моей дочери! Я их никому больше не отдам!

Немного поразмыслив, я пришла к выводу, что мне надо промолчать, ничего не рассказывать о натянутой веревке. Пусть убийца выдаст себя неосторожным словом или жестом, я уж не пропущу их. В такой линии поведения, конечно, содержался определенный риск. Кроме того, предстояло жить двойной жизнью, все время быть начеку, оглядываться по сторонам во время прогулок, внимательно смотреть под ноги, следить за всеми, прислушиваться ко всем разговорам.

После этого случая два дня прошли без происшествий. Я пристально рассматривала всех домочадцев, взвешивала их поступки на внутренних весах. Тони показался мне очень подозрительным. Он окажется в наибольшем выигрыше, если мы с Марианной вдруг исчезнем. Я стала с ним предельно осторожной.

Постоянное напряжение сказывалось на здоровье. Иногда по утрам мне приходилось напрягать все силы, чтобы просто встать с постели.

— Ты стала плохо выглядеть, — сказал однажды вечером Тони. — По–моему, тебе надо показаться доктору.

Мы сидели с ним за столом и пили ликер марки «Каалау», доставшийся нам от одного из офицеров–постояльцев, не захотевшего тащить лишнюю тяжесть к себе в каюту на отплывающий в поход крейсер. Моряк угостил ликером миссис Кингсли, а она отдала эти несколько бутылок нам, потому что сама его не любила.

— А что случилось с Нэнси? — спросила Эрнестина. — Почему ей надо к врачу? — Она совершенно забыла свое безобразное поведение по отношению ко мне и опять набивалась в няньки к Марианне.

— Я плохо сплю, — сказала я.

Миссис Кингсли осуждающе посмотрела на меня.

— Вы мало двигаетесь, вот что я вам скажу. Если бы вы убирались в комнатах, мели лестницы, готовили на кухне, вы бы спали прекрасно. Я, например, сплю как убитая.

— Вы не правы. Я двигаюсь достаточно. У меня много других забот: я прохожу по нескольку миль в день вместе с коляской, чтобы Марианна поспала на свежем воздухе. На кухне я тоже кручусь, готовя ей детское питание. Нет, все не так просто.

— Но что тогда? — спросила экономка, размешивая сахар в чашке.

— Нервы.

— Нервы? В таком возрасте? Мне бы вернуть ваши годы! В мое времечко меня ничто не могло заставить о чем–то печалиться.

— А сейчас? — спросила я, пристально глядя на нее.

— И сейчас тоже. Мне не о чем жалеть.

Я вглядывалась в смуглое цыганское лицо миссис Кингсли, но ничего не могла на нем прочесть.

Вскоре, следуя совету Тони, я поехала навестить доктора. Сам советчик сопровождал меня в качестве шофера и телохранителя. Мы поехали вместе с Марианной, хотя Эрнестина со слезами уговаривала меня оставить девочку на ее попечение, обещая «хорошо–хорошо» о ней позаботиться. Но я не вняла ее мольбам. Так что мы поехали втроем. Доктора на месте не оказалось, но любезная медсестра дала нам его другой адрес, по которому он принимал посетителей в соседнем городке. Это стоило нам еще часа пути. В новом для меня приемном покое толпилось много ожидавших приема больных. Я устала ждать и готова была уже уйти, когда меня пригласили в кабинет.

Доктор Дэвис плохо выглядел, может быть, еще хуже, чем я. Он сидел за столом, опустив плечи и склонив голову набок. Голос у него был слабый, безжизненный, усталый. Я ему пожаловалась на здоровье, и, пока медсестра возилась с Марианной, он прослушал и осмотрел меня. Особенно его заинтересовал мой рот — он даже достал для его осмотра специальный фонарик, короткий и узкий, похожий на палец.

— Вы мазью пользуетесь какой–нибудь? — вяло спросил он.

— Нет.

— А глазными каплями?

— Тоже нет.

— Странно… очень странно. Полоскаете чем–нибудь рот?

— Да, несколько раз в день. У меня во рту постоянный неприятный привкус.

— Хм–м. Чем именно полоскаете?

Я назвала популярное патентованное средство.

— Не пьете его?

— Нет, что вы, оно невкусное.

Он с минуту помолчал, грызя в замешательстве кончик карандаша.

— Не знаю, что и думать.

— Что со мной, доктор?

— Э–э–э… На фоне обычных послеродовых изменений у вас есть признаки хронического ртутного отравления.

— Ртутного? — вздрогнула я как от электрического разряда.

— Да, ртутного отравления. Вот почему я вас спрашивал о полоскании. Патентованные средства иногда содержат ртутные соединения. В очень маленьких дозах, конечно. Но вы говорите, что не пьете его?

— Нет, что вы, никогда! Но вы уверены, что это именно ртутное отравление?

— Стопроцентной гарантии, разумеется, дать не могу, но первый признак — небольшое посинение оснований зубов — у вас просматривается довольно ясно.

Я непроизвольно закрыла рот ладонью. «Посинение оснований зубов»? Так, значит. Сначала — натянутая веревка, теперь — ртутное отравление.

— Это серьезно? — спросила я с дрожью в голосе, а самой хотелось закричать: «Это смертельно?»

— Нет, не очень. Вы пришли вовремя, не успели еще сильно пострадать. Вот если бы вы пришли попозже, тогда было бы, возможно, хуже.

— У вас уже встречалось такое в практике?