Призрак Небесного Иерусалима - [51]

– Проходите в комнату, а я сейчас что-нибудь соображу на кухне. – Иннокентий указал направление по коридору, и Андрей пошел за Машей, стараясь не глядеть по сторонам. Ну, подумаешь, идеально выровненные белые стены, на которых особенно эффектны потемневшие лики старинных икон. И мебель – ядерная смесь дизайна с антиквариатом. Ярко-красная софа каплевидной формы, светильник стальной загогулиной и рядом – простой, без позолоты, секретер в стиле ампир с кожаной столешницей, за ним – кресло плавных изгибов эпохи Людовика XVI, обитое той же красной тканью, что и модерновая софа. На стене в комнате уже не было икон – лишь огромная черно-белая фотография широко распахнутого глаза. Фотография показалась Андрею смутно знакомой, а интерьер – он был в том уверен – тянул на обложку модного журнала по декору… которых Андрей никогда и в руки не брал.

На секретере стояли фотографии, и Андрей задержался перед ними – ему не хотелось первому начинать беседу. Но, приглядевшись к черно-белым снимкам, растерялся – на всех хозяин дома был не один. А с Машей Каравай. Машей лет десяти, почему-то с рапирой в спортивном костюме – юный Иннокентий напротив; Маша-подросток с распущенными волосами, глядящая куда-то вдаль, Маша с Иннокентием на каком-то банкете в вечернем туалете, неуверенно улыбающаяся в объектив. Андрей смутился, кашлянул, повернулся к Маше, сидящей в кресле рядом с низким столиком, на котором высилось несколько различных бутылок и три бокала. Маша пересеклась с ним взглядом и чуть покраснела:

– Иннокентий хотел, чтобы мы выпили за успех дела…

– И не только выпили, а еще и перекусили. – Иннокентий вошел с подносом, на котором рядками лежали птифуры, от которых шел одуряющий запах свежей выпечки. – Сразу предупреждаю, что стряпуха – не я. Я только сунул в духовку. Так что не разоряйтесь на комплименты!

Маша засмеялась и первая взяла с подноса изящную корзиночку с лососем:

– Спасибо, Кентий. А есть-то хочется зверски!

Андрей последовал Машиному примеру. Смешные манерные корзиночки оказались вкусными, и он почувствовал себя Раневской, добравшейся до собачьего гастрономического рая: почти так же, как и пес, закладывал себе в рот сразу несколько «штучек» и быстро глотал, смутно надеясь, что хотя бы не издает тех же гортанных звуков. Иннокентий меж тем с вкусным чмоканьем открыл бутылку вина, налил сначала Маше, потом вопросительно взглянул на Андрея. Андрей, не способный из-за чертовых птифуров произнести что-либо вразумительное, лишь кивнул на бутылку виски, и Иннокентий наполнил ему массивный граненый стакан, бросил пару кубиков льда. Андрей осторожно взял стакан в руку, боясь сделать опять что-нибудь не светское, но потом плюнул, чокнулся с Иннокентием (поддержавшим его с виски) и с Машиным бокалом с вином и глотнул «Джонни Вокера», который пил не слишком часто, но любил.

– Ну что ж, – сказал Андрей, оглядев ассамблею, и впервые тепло улыбнулся этим двоим, чувствуя, как золотистый напиток находит путь к сердцу и настроение улучшается. – Что накопали нового?

Иннокентий значимо переглянулся с Машей. Но Андрея это уже не раздражало: ребята знакомы с детства и, конечно, понимают друг друга без слов. Они же друзья. Дру-зья. Может, настроение улучшилось совсем даже не из-за виски?

Будто уловив смену его настроя, Маша улыбнулась в ответ и полезла в сумку, откуда вынула целую пачку мелко исписанных листков.

– Я завела отдельное досье по каждому из пострадавших. Мне кажется, будет правильно, если мы начнем с того, что попытаемся навести порядок и как-то классифицировать, что ли, их возможные прегрешения.

Андрей кивнул, пригубил виски.

– Итак. – Маша еще немного стеснялась, но постепенно голос ее выровнялся, и она стала спокойно аргументировать, не подозревая, что каждая ее интонация – точный слепок манеры адвоката Каравая. – Что у нас есть? У нас есть цифры «1», «2» и «3» – трое убитых на Берсеневской набережной. Двое мужчин, одна женщина.

– Номер один, – вступил Иннокентий, – вполне безобидный персонаж… Кроме болтовни, упрекнуть не в чем. Но есть одна любопытная деталь: отец его – священник и он с ним не ладил. Кривлялся в церкви во время службы. В общем – богохульствовал. Но так, по мелочи и от глупости.

– Вторая, – Маша внимательно посмотрела на Андрея, – обвинила своего любовника в изнасиловании.

– А что так? – поинтересовался Андрей.

– Она оказалась беременной, а он не хотел разводиться и…

– Все ясно. Его засудили?

– Нет, оправдали. Чуть было не засудили девушку за лжесвидетельство, но в результате решили не связываться. Правда, жена сидела в зале и, говорят, при всех прокляла разлучницу.

– Ну-ну. Даму можно понять. Надеюсь, мы ее не подозреваем?

– Я не проверяла, – закусила губу Маша. – Но мне кажется, это не связано с нашей версией.

Андрей усмехнулся:

– Вот об этом я и говорю – факты под версию, а не версию – под факты. Ладно. Дальше.

Маша чуть покраснела, и Иннокентий мгновенно пришел ей на помощь:

– И наконец, номер третий – Солянко. Профессиональный спортсмен, претендент на олимпийское золото. Его подозревают в том, что он подложил наркотики-транквилизаторы своему основному сопернику, Снегурову.