Призрак исполина - [30]

— Ада, давай лучше сама. А то испорчу все веселье.

— Если r равна единице, результирующая величина не изменится, сколько ни возводи ее в квадрат. Один умножить на один умножить на один — всегда единица.

— Так, — согласился Брэдли. Пока он понимал разъяснения Ады.

— Если число хоть на капельку больше единицы и вы начнете множить его само на себя, то раньше или позже оно улетит в бесконечность, даже если это единица и одна миллионная. Разве что придется долго считать.

Но если наше число хотя бы чуточку меньше одного — скажем, ноль целых, девять девять девять и так далее миллионных, — получится совсем наоборот. Оно будет держаться около единицы, но стоит пару раз возвести его в квадрат, как число вдруг съежится и полетит к нулю. Понятно?

На этот раз Брэдли переваривал медленнее, чем Ада говорила. Он просто кивнул. Гость пока не догадывался, куда ведет эта элементарная арифметика, но цель у нее определенно была.

— Леди, перестань приставать к мистеру Брэдли! В общем, вы видите, что непрерывное возведение чисел в квадрат делит их на два четких множества…

На пересекающихся осях появился кружок. В центре его находилась изначальная точка.

— Внутри круга — числа, исчезающие при умножении самих на себя. За пределами — числа, стремящиеся в бесконечность. Можно сказать, окружность с радиусом, равным единице, — что-то вроде забора, рубежа, разделяющего две области. Множество же точек этой окружности назовем «К».

— «К» — значит «квадрат»?

— Конеч… Да. Теперь нужно сказать кое-что важное. Числа по обе стороны полностью отделены друг от друга. Через границу не способно проникнуть ничто. Но сама она бесплотна. У нее нет толщины. Это линия. Можно увеличивать ее вечно, и ничего не изменится. Правда, вскоре она станет прямой. Вы перестанете замечать изгиб.

— Все это прекрасно, — вмешался Дональд, — но пока Ада излагает азы. Вскоре вы поймете почему. Прости, Ада.

— Продолжим. Чтобы получить множество Мандельброта, нужно сделать малюсенькое изменение. Давайте не просто возводить числа в квадрат. Будем возводить их в квадрат и складывать… возводить в квадрат и складывать. Кажется, особой разницы нет. Но такие действия открывают целую неизведанную вселенную…

Вернемся к единице. Возводим ее в квадрат. Получаем единицу. Складываем один и один. Получаем два.

Два в квадрате — четыре. Прибавляем изначальную единицу. Получаем пять.

Пять в квадрате — двадцать пять, плюс один — двадцать шесть.

Двадцать шесть в квадрате — шестьсот семьдесят шесть. Видите, что происходит? Числа растут с фантастической скоростью. Еще несколько итераций — и они невероятно распухнут. Даже компьютер с трудом справится с ними. А ведь мы начали с единицы! Таково первое важное отличие между множеством Мандельброта и множеством «К», ограниченным единицей.

Но если спуститься до числа намного меньше единицы — скажем, до ноль целых одной десятой… догадываетесь, что произойдет?

— Оно будет стремиться к нулю после первых циклов умножения и сложения.

Ада ответила ослепительной улыбкой, столь редко возникающей на ее губах.

— Обычно так и происходит. Иногда число держится около небольшой фиксированной величины. В любом случае оно находится внутри множества, как в ловушке. И снова все числа плоскости делятся на два класса. Но на этот раз граница посложнее окружности.

— Позвольте вмешаться, — едва слышно сказал Дональд, чем заслужил сердитый взгляд Эдит. Но нахмуренные брови жены его не остановили. — Я спрашивал у людей: каковы, по их мнению, будут очертания линии. Большинство поставило на нечто вроде овала. Но ни один не додумался до верного ответа. Ладно, ладно, леди! Больше не буду прерывать нашего оратора!

— Вот первое приближение, — продолжила Ада, одной рукой перебирая клавиши, а другой подхватив непослушного щенка. — Вы его сегодня уже видели.

На плоскости возникли знакомые Брэдли очертания пруда Мандельброта. Однако теперь картина оказалась намного более детальной. Справа располагалась самая крупная фигура, похожая на сердечко. Ее едва касался маленький кружок, а к последнему прижимался кружочек поменьше. Влево уходила узкая спица, заканчивающаяся на цифре два по оси х.

Теперь Брэдли видел, что главные фигуры словно обросли («Будто камни ракушками», — подумал он) мириадами крошечных кружочков. От многих ракушек расходились в стороны короткие извилистые линии. Рисунок был намного сложнее орнамента прудов в саду. Он выглядел странно, интригующе, но не красиво. Однако Ада и Эдит смотрели на картину зачарованно, с восторгом. Брэдли их восторга не разделял.

— Это полное множество без увеличения, — сказала Ада почти шепотом. Голос ее звучал не так уверенно, как раньше. — Даже при таком масштабе вы видите, насколько оно отличается от простой, имеющей нулевую толщину, окружности, ограничивающей множество «К». Увеличенная до бесконечности, она все равно останется линией — и только. А граница множества Мандельброта пушистая. В ней нескончаемое число деталей. Можно войти в любую, приближать сколько угодно — и всегда найдете что-то новое и неожиданное. Вот, смотрите!

Изображение увеличилось; зрители нырнули в просвет между главной кардиоидой и примыкающим к ней кругом. «Очень похоже на раскрывающуюся застежку-молнию, — отметил Брэдли. — Только очертания у ее зубчиков очень уж необычные».