Призрак джазмена на падающей станции «Мир» - [49]

Карен изменила психическое состояние Космоса, по крайней мере — в этой части Солнечной системы.

У нас имелись билеты на самолет, на вечер следующего дня. Нас ждала серия промежуточных посадок по всему миру, после чего мы должны были оказаться в конечном пункте назначения.

Не знаю почему, но мне вздумалось сменить гостиницу — виной тому отзвук, реминисценция присущей мне паранойи. К тому же мне ни капельки не хотелось искушать судьбу. Пришла пора убраться подальше от абиджанского порта, окрестных трущоб и ночных кафе, пользующихся дурной репутацией, и переехать в более цивилизованные места в центре города.

Стоянка такси находилась примерно в пятистах метрах от отеля.

Почему бы немного не пройтись пешком?

У меня инстинктивное чутье на неприятности, которому смело можно доверять. Я нес рюкзак за спиной и саксофон — в руках. У Карен тоже был ее ультрасовременный рюкзак и дамская сумочка «Vuitton».

Перед нами возникла вывеска кабаре. Я обратил внимание на парней, торчавших перед входом. Некоторым из них компанию составляли местные шлюхи. И сразу же понял, что нам стоило бы выбрать другую дорогу, но уже было слишком поздно: спустя считаные секунды мы очутились посреди толпы людей, сновавших по тротуару во все стороны.

Ну и излишне говорить, что дальнейшие события разворачивались очень быстро. Слишком быстро.

Это оказался один из ночных клубов, которые охотно принимают белых и их бабки. Но белые завсегдатаи этого заведения, откровенно говоря, ничем не лучше негров, которые с ними здесь гуляют.

Я чувствовал это. Я это предчувствовал.

Угроза возникла почти со всех сторон одновременно, но особенно опасными оказались два парня.

«О нет, — подумал я. — Только не сейчас».

Но события выходят у вас из-под контроля именно в тот момент, когда вы пытаетесь не допустить этого.

Один из типов отпустил какое-то похотливое замечание в адрес Карен, другой — принялся издеваться над моей рожей и моим саксофоном.

Мы продолжили путь, но эти придурки от нас не отстали, распаляясь все сильнее.

Номер первый — рыжеволосый чувак в полинявшей от морской воды гавайской рубашке преимущественно желтоватых оттенков — встал перед Карен эдаким истуканом и сказал ей весьма банальную непристойность, которая, с его точки зрения, была чудо какой оригинальной. Карен, храня надменное молчание, попыталась обогнуть его, но парень продолжал упорствовать. Есть такая манера настаивать.

Есть такая манера настаивать чуть больше, чем следует.

Что ж. Ладно.

Номер второй — жирный подонок, чье пузо едва прикрывала пропитанная потом белая рубашка с короткими рукавами и джинсы сверхбольшого размера, — приблизился ко мне.

— Твоя подружка? — спросил он у меня.

— А тебе зачем? — ответил я. — Ты что, из полиции, жирная свинья?

Подобные слова всегда должны сопровождаться определенными действиями, а еще лучше, когда такие действия предвосхищают вербальную угрозу. В этом я представляю собой прямую противоположность Карен, своего рода брата-близнеца наоборот. Ведь, по-моему, вовсе не Слово производит действие, но тот или иной поступок порождает определенный смысл. С глухим звуком кулаков, ломающих кости.

Не стоит предоставлять противнику ни малейшего шанса, все-таки подобный вариант — гораздо лучше.

Так что я немедленно перешел к действиям: слитным движением левая нога и таз выдвигаются вперед, а левый кулак мчится прямо к подбородку наглеца. Но таким образом обеспечивается всего лишь технический нокаут. Я же хотел большего. Вот почему вверх взметнулась моя правая рука, и вывернутый кулак обрушился на висок жирдяя всеми фалангами пальцев — удар сбоку, ушу.

В общем, сотрясение головного мозга гарантировано.

Затем я атаковал дебила в гавайской рубашке — он напомнил мне одного из двух придурков из порта (нет, решительно, у меня такая особая карма — сталкиваться с дуэтами кретинов). Этому типу я без затей врезал по башке, добив его ногами после того, как он уже свалился на землю. Я всегда бью лежащего. Так гораздо надежнее.

Никто из окружающих не вмешался. У каждого своих проблем хватает. А это дело белых.

В полицию не станут даже звонить, чтобы не портить репутацию заведения. И оба придурка, скорее всего, очнутся в муниципальной сточной канаве, раздетыми догола.

Я посмотрел на парня, которому только что расквасил рожу. Он тихонько попискивал, ползая по асфальту.

— Этим вечером ты, ублюдок, выучишь два урока. Первое: ты никогда не посмеешь насмехаться над умершими саксофонистами, о которых ничего не знаешь. Когда очухаешься, попытайся разок послушать настоящую музыку. Второе: запомни хорошенько припев вот этой песни: You can do anything, but don't step on my blue suede shoes,[105] — ты, даун из клуба отдыха.

Вот уже второй раз за сутки я шептал слова из песни Карла Перкинса типу, которому я только что безжалостно раскроил башку. Это не имело никакого отношения к Альберту Эйлеру, зато совершенно напрямую было связано с моей юностью, прошедшей на окраине крупного города. Бывают такие уроды, которым по-настоящему не везет, даже в самой середке Африки: им приходит в голову хитрить с парнем, выросшим в регионе, что позже получил название Валь-де-Марн.