Призрак джазмена на падающей станции «Мир» - [10]

Я решил приступить к активным действиям. Зима была в разгаре. Только что начался новый год. К весне нам нужно смыться отсюда куда подальше. Спустя две недели мы совершили первое вооруженное ограбление — в почтовом отделении в Дранси.

Продав «ауди», мы наскоро перекусили и отправились в гостиницу за вещами.

Через полчаса мы уже поднимались на борт парома, который отдал швартовы в тот момент, когда первые лучи солнца показались из-за горизонта.

Мы прибыли в Сеуту ночью и без каких-либо проблем прошли досмотр на марокканской границе. Сели в автобус, который двинулся по прибрежной дороге к Танжеру, а затем к Рабату.

Мы по-прежнему изображали швейцарско-канадскую супружескую чету, совершающую тур вокруг Средиземного моря. Утром мы добрались до Рабата, столицы Марокко, и тотчас же сняли номер в маленькой гостинице, адрес которой я отыскал на компакт-диске с путеводителями для отдыхающих еще в Центре фильтрации. Мы постоянно или почти постоянно находились под действием «эпсилона», чтобы избежать любого кризиса, связанного с обострением активности нейровируса. Нельзя было позволить себе какую-либо глупость и оказаться в местной тюрьме по такому достаточно дурацкому поводу, как появление в общественном месте в пьяном виде, нецензурные высказывания и даже оскорбления в адрес самого пророка Мухаммеда или короля.

Но количество таблеток, привезенных из Лилля, с каждым днем убывало. Нам нужно было как можно скорее найти заменитель препарата. У Карен оставалось четыре полных дневных дозы, у меня — на две больше. Жестко ограничив прием лекарства, мы сумеем продержаться десять, быть может, пятнадцать дней. Это примерно половина минимального срока, отведенного, согласно плану, на запутывание следов, которое должно было помешать Европолу вычислить нас.

Я битый час кружил по комнате, а затем принял решение.

— Вернусь через пару часов, — сказал я. И вышел, не дожидаясь ответа.

Гашиш — я нашел его в одном из баров в пригородах Рабата. Просто позволил интуиции вести меня, и это сработало. Внутри было очень накурено. Я, в общем-то, вправе утверждать, что парень, который толкнул мне зелье, купил его у копов. Я заметил их тачку. Она появилась через десять минут после звонка, сделанного бербером,[21] и за тридцать секунд до того, как он вышел, чтобы встретиться с ее пассажирами.

Я здорово сдрейфил, когда этот парень наклонился к дверце машины, но у меня уже возникло предчувствие, что все пройдет удачно: из окна высунулась рука с какой-то штуковиной и схватила горсть бумажек — мои банкноты, славные доллары, которые дилер отдал легавым в обмен на наркотик.

Когда торгаш-бербер вернулся, у него под курткой обнаружился пакетик, завернутый в газету. Внутри находилось почти тридцать граммов гашиша, смешанного с табаком, — зеленоватый порошок, привезенный с горного хребта Риф. Это зелье бьет по нейронам так же эффективно, как «сканк»[22] высшего сорта, выращенный в гидропонных оранжереях.

У меня не было никакого желания ставить под угрозу всю операцию, пытаясь отыскать «Трансвектор» на черном рынке тех городов, которые мы будем посещать. «Трансвектор» — «заметный» молекулярный состав. Нас засекут так же точно, как если бы мы оставили Интерполу подробное описание своего маршрута. — «Трансвектор» — это высокомолекулярное вещество нового типа, синтез которого основывается на абсолютно непонятных для меня принципах. Длинная цепочка протеинов с определенной последовательностью звеньев оказывает на мозг воздействие, схожее с эффектом тетрагидрокортизона — действующего агента, входящего в состав конопли. Не стоит и говорить о том, что во Франции на подобные препараты смотрят не слишком-то благосклонно.

Но именно поэтому люди, пораженные нейровирусом Широна-Олдиса, в качестве крайнего средства могут курить марихуану или любой другой производный продукт конопли, чтобы смягчить воздействие и побочные эффекты психотических кризисов.

На обратном пути у меня возникло плохое предчувствие. По мере приближения к гостинице оно становилось все сильнее, и в конце концов я поймал себя на том, что бегу к отелю со всех ног.

В какой-то момент перед моим внутренним взором пронеслись две-три вспышки, смысл которых я не слишком-то уловил. Я увидел объятый пламенем номер гостиницы с Альбертом Эйлером внутри. На джазмене был огнеупорный космический скафандр, а в руке он держал газовый резак.

Когда гостиница оказалась в пределах видимости, я тут же смекнул, что у нас начались неприятности.

Неприятности голубого оттенка, в виде мигалок, вращающихся над двухцветными машинами.

Я спрятал пакетик с «дурью» на дне урны и смело направился прямо ко входу в отель.

Сержант Месауд был тучным типом необъятных размеров, с повадками бульдога, который носит ствол, солнцезащитные очки «Ray-Ban» и усы.

Я увидел его, войдя в номер. Туша коричневой плоти в зеленой с бежевым униформе марокканских копов возвышалась в центре разоренной комнаты.

В эту самую секунду я начал догадываться, что же случилось.

Комната выглядела так, будто подверглась удару торнадо.

Все здесь было разбито вдребезги, включая телевизор — почерневший, с взорвавшимся кинескопом. По всей халупе валялись осколки стекла. Постельное белье на кровати было разорвано в клочья, а местами даже обгорело.