Призрак дома на холме - [62]

Тогда Элинор, держась рукой за дверцу, замерла и обернулась.

— Тео? — вопросительно проговорила она, и Теодора сбежала к ней со ступенек.

— Я думала, ты со мною не попрощаешься… Ой, Нелли, моя Нелл, будь счастлива, пожалуйста, будь счастлива. Не забывай меня совсем, когда-нибудь все снова станет хорошо, и тогда ты будешь писать мне письма, а я буду тебе отвечать, мы приедем друг к другу в гости и станем со смехом вспоминать все то, что видели и слышали в Хилл-хаусе… Ой, Нелли, я думала, ты со мной не попрощаешься…

— До свидания, — сказала ей Элинор.

— Нелли, — робко проговорила Теодора и тронула ее щеку, — послушай… может, может, мы как-нибудь еще встретимся? И устроим пикник у ручья? Мы ведь так и не устроили пикник, — объяснила она доктору, а тот, глядя на Элинор, только покачал головой.

— До свидания, миссис Монтегю, — сказала Элинор. — До свидания, Артур. До свидания, доктор. Я надеюсь, ваша книга будет иметь успех. Люк, — сказала она, — до свидания.

— Нелл, береги себя, — попросила Теодора.

— До свидания.

Элинор села в автомобиль, который показался ей каким-то неудобным и непривычным. Я слишком привыкла к уюту Хилл-хауса, подумала она и напомнила себе, что надо помахать в окошко.

— До свиданья! — крикнула Элинор, гадая, есть ли еще для нее другие слова. — До свиданья, до свиданья!

Она неловко — руки все никак не могли уверенно взяться за руль — отпустила сцепление и тронулась с места.

Они послушно махали в ответ, провожая ее глазами. Они будут так стоять, пока я не скроюсь из вида, подумала Элинор, потому что так требует вежливость; и вот я еду. Все пути ведут к свиданью. Но я не уеду, рассмеялась она вслух, Хилл-хаус не так прост, как они; меня нельзя прогнать, просто сказав «катись», если Хилл-хаус хочет, чтоб я осталась. «Уезжай, Элинор, — пропела она. — Уезжай, Элинор, ты нам больше не нужна в нашем Хилл-хаусе, уезжай, Элинор, ты не можешь остаться. А вот и могу, — пела она, — могу, могу, не вы тут командуете. Им меня не выставить, не обсмеять, не спрятаться от меня, не запереться; я не уеду, и Хилл-хаус — мой».

Радуясь своей внезапной сообразительности, Элинор сильно вдавила педаль газа; они меня не догонят, даже если побегут со всех ног, подумала она, но сейчас-то до них начнет доходить; интересно, кто первый заметит? Наверняка Люк. Теперь я слышу, как они мне кричат, и еще я слышу быстрый топоток в коридоре и тихий звук сжимающих кольцо холмов. Я правда это делаю, думала она, направляя машину прямо в большое дерево на повороте дороге, я правда это делаю, совсем сама наконец-то; это я, и я правда-правда-правда делаю это совсем сама.

В бесконечную, сокрушительную секунду перед тем, как автомобиль врезался в дерево, она подумала отчетливо: Зачем? Зачем я это делаю? Почему никто меня не остановит?

4

Миссис Сандерсон с огромным облегчением узнала, что доктор Монтегю и его гости уехали из Хилл-хауса. «Я бы сама их выставила, — сказала она семейному адвокату, — вырази они желание остаться». Неожиданно раннее возвращение Теодоры было встречено в ее квартирке с восторгом; обида давно забылась, осталось только раскаяние. Люк укатил в Париж, и его тетушка горячо надеялась, что он там задержится. Доктор Монтегю отошел от активных научных изысканий после того, как его предварительную статью о парапсихологических феноменах в Хилл-хаусе встретили прохладно, чтобы не сказать пренебрежительно. Сам Хилл-хаус, недремлющий, безумный, по-прежнему стоял на отшибе среди холмов, заключая в себе тьму; он стоял здесь восемьдесят лет и вполне мог простоять еще столько же. Его кирпичи плотно прилегали один к другому, доски не скрипели, полы не гнулись, двери не хлопали; на лестницах и в галереях Хилл-хауса лежала незыблемая тишь, и то, что обитало внутри, обитало там в одиночестве.