Призрачный странник - [62]

— И это само по себе беспокоит меня.

Когда они обнаружат, что двери шлюза открыты, подумал он, когда они достигнут ангара, до которого им осталось всего несколько палуб, обработка пойдёт намного легче. У них не останется ни вопросов, ни сомнений. Они будут мстить за своего человека.

Кирк, настоящий Кирк, спас Хелен. С той минуты, как Ярблис выскользнул из ангара — а заставить Спока услышать голос, зовущий его голос из тени маленького корабля, было простейшей иллюзией, одной из тех, которыми он заманивал темнокожих клингонов-Голодных навстречу смерти, — он беспокоился, что Кирк сможет как-нибудь изловчиться и спасти ещё и Спока. Но до сих пор не было ни признаков тревоги, ни срочных вызовов от костоправа Маккоя, так что можно было не опасаться, что Спок выжил.

Инстинктивно он чувствовал, что Спок опасен.

Шагая по коридору к лифту, он думал о вулканце. Как все Голодные, Спок больше обращал внимание на внешность, а не на внутреннюю суть. Но когда Ярблис впервые замыслил захватить тело Кирка и использовать корабль Голодных для страшного дела, которое должно было навсегда защитить его мир от их губительного влияния, он ещё не знал, что его маскарад окажется не таким полным, как было задумано. У них не было Сети Сознания — он до сих пор не мог представить себе, как это может быть, потому что боль отделения от Сети терзала его каждую минуту, и с этой болью ему приходилось жить, как с отверстой раной, — и всё же они знали друг друга лучше, чем он думал. Он знал, что совершил несколько ошибок. И Спок, Вычислитель Всего, кое-что вычислил по ним.

Он посмотрел вокруг себя, на стерильные белые стены, на плоский пол, на плоский потолок… всеми силами души он ненавидел это плоское место, насквозь провонявшее смрадом Голодных. Вот во что они превратили свой мир, подумал он. И теперь соблазнят его народ, чтобы превратить настоящий мир, истинный мир, прекрасную Рею, обитель Матери-Души в такое же ненавистное место, где всё поделено на Моё и Не-Моё, на Не-Тронь-Меня и Другие-Которые-Не-Я… соблазнят их обещаниями будущей жизни, такой простой, такой изобильной…

Но смысл жизни не в простоте и изобилии. Смысл жизни — в красоте, а красота заключена в опасностях, в холоде и голоде так же, как в покое и уюте. И этого им никогда не понять.

Пройдёт поколение или два — и многие в мире тоже перестанут это понимать. И со временем все они тоже превратятся в Голодных.

И красота Реи начнёт умирать.

Но этого он не допустит.

Он протянул руку — слабую маленькую руку с крошечными пальцами! — прикоснулся к плоской, холодной стене, которая никогда не была частью чего-то живого, и улыбнулся скупой, усталой улыбкой.

Это место, этот корабль теперь принадлежал ему. Если бы он не был так измучен, если бы его кости не ныли от горького, разъедающего душу одиночества, он бы торжествующе рассмеялся. Потому что когда он сделает своё дело, с этим будет покончено, и никогда больше Голодные не смогут осквернить его мир, и не купят души его людей в обмен на сладкие мечты о сытости.

* * *

— Бригады зачистки спустились на девятнадцатую палубу, — доложила лейтенант Ухура с порога почти пустого зала, включив коммуникатор и изо всех сил надеясь, что она отсоединила нужный контакт и что их разговор нельзя засечь с мостика. — Есть что-нибудь?

Голос Хелен, ещё хриплый от последствий газового отравления и вдобавок искажённый помехами плохой связи, ответил:

— Пока ничего. Он сидит в машинном отделении, в темноте, и ждёт. Там так холодно, что трудно разобраться… происходит ли что-нибудь.

Ухура сочувственно отметила, что Хелен всё ещё не может заставить себя произнести имя капитана.

— Держи меня в курсе, — тихо сказала она и отключилась. В 7:35 утра (Ухура чуть не застонала при мысли о предстоящей вахте на мостике после ночи вроде той, что ей пришлось пережить) комнаты отдыха в главном и инженерном корпусе, как правило, пустовали, зато спортзалы и помещения для активного отдыха пользовались неизменной популярностью среди тех, кто любил с утра пораньше размяться и хорошенько разогнать кровь по телу, и тех, кто хотел «покончить с этим мучением» до начала рабочего дня.

В этот час зал с бассейном, на пороге которого она стояла, должен был быть полон мужчин, и женщин, и весёлых голосов, далеко разносящихся над водой. Топот, резкие звуки ударов и ритмичная музыка доносились бы из спортзала, где поклонники боевых искусств выполняли перед завтраком свои утренние ката, и из танцевального класса, где Органа отрабатывала с ученицами плие и растяжки.

Но тревога, которую Ухура заметила прошлой ночью на жилых палубах и в комнате отдыха, всё ещё не утратила силы. Одинокий пловец упорными гребками продвигался по бледно-аквамариновой глади бассейна; спортзал и танцевальный класс были погружены в молчание, как пустые дома с зачехлённой мебелью. Может быть, кто-то из членов экипажа, занимавшихся в инженерном корпусе, пошёл сегодня утром в главный корпус… этого она не знала. Никто не может подолгу оставаться в напряжении, и атмосфера нервозного ожидания по большей части сошла на нет, вытесненная простой усталостью, однако Ухура догадывалась, что экипаж в основном предпочитает не рисковать, пока не будет объявлено, что пришелец благополучно уничтожен.