Призрачный мир - [19]

Так что сержант остался лежать на танке, за башней.

Вокруг рвались минометные мины.

Осколки с жужжанием подлетали к танку, похожие на огромных жуков-хрущей, и с нехорошим стуком бились о броню. Любой из них мог убить сержанта наповал.

Но все это были сущие пустяки по сравнению с главным: теперь Обухов видел.

Видел все совершенно отчетливо. При помощи какой-то особенной, небеснорожденной, холодной мудрости опытного танкиста он проницал всю картину боя, понимал начертание вражеской позиции и легко разбирал ее на отдельные элементы.

«Нам бы только до танков ихних добраться…»

На самом деле какие там, к черту, танки!

Если вообще допустить, что их «тридцать первый» мог дожить до утра и принести хоть какую-то пользу десанту, то и выживание, и польза эти были связаны с выходом во фланг вражескому батальону, который держал оборону пляжа, запирая десант у кромки воды, не позволяя ему расправить блестящие черные крылья, вырваться на оперативный простор.

Фланг этот был совершенно четко обозначен мерцающими звездами пламенного выхлопа двух станковых пулеметов. Правее них лишь изредка вспыхивали огоньки винтовок.

За этой батальонной позицией, где-то на бугре над деревней Южная Озерейка, располагалась та самая батарея зениток, которые разделали под орех первую баржу с танками, а затем и вторую — ту самую, с которой очень вовремя убрался их счастливый «Стюарт».

И вот теперь Обухову надо было сманеврировать так, чтобы зенитки не убили его машину и в то же время чтобы выйти врагу во фланг…

Обухов прикинул маршрут и поспешил вернуться в башню, под защиту брони.

— Ну чего там, командир? — жадно спросил мехвод Чевтаев, ему хотелось новостей, как в жару хочется напиться. — Воевать будем?

— Сейчас будем, — ответил Обухов. — Действуем, как учили. Я говорю куда едем, а ты четко отрабатывай, никакой самодеятельности… На ходу огонь не ведем, пустая трата снарядов. Вот ворвемся на позиции пехоты — там уже отведем душу…

Когда песочно-желтый, кажущийся в темноте почти белым «Стюарт» с номером 31 на башне заспешил вдоль пляжа на правый фланг, он привлек к себе внимание обеих сторон.

Румыны попытались достать фасонистого торопыгу из двух своих полевых орудий.

А танкисты родного батальона — в ту минуту на ходу были еще четыре «Стюарта» — решили, что «тридцать первый» выполняет приказ командования, и устремились за ним. Ну а морячки десанта, в свою очередь, инстинктивно рванули за «броней».

Вышло, что Обухов со своим танком, сам на то не рассчитывая, возглавил первую осмысленную атаку в этом бою.

Выворачивая из земли колья с колючей проволокой, танк споро выбрался на пригорок в тылу у вражеских пулеметчиков.

Отсюда же отлично просматривалась жирная змея окопа, над которой здесь и там покачивались высокие меховые шапки румынских пехотинцев. Тут уж вовсю заработали пулеметы «тридцать первого», а Обухов мгновенно взмок, забрасывая в прожорливую пушку снаряд за снарядом.

С неподражаемым ревом «Полундра!» по обе стороны от танка пошли в атаку злые матершинники-морячки.

Румыны дрогнули сразу же, всем батальоном. Гальваническая искра ужаса промчалась по окопам, по пулеметным точкам и блиндажам.

Враг бежал без оглядки. Немецкие зенитчики, видя такой оборот, поспешили подорвать свои пушки и тоже бросились наутек.

Пьянящая волна боевого восторга поднялась в душе Обухова.

— Вперед! Вперед, Костя! — выдохнул он.

Еще секунду назад казалось, что неудача полнейшая, что всех перебьют там, на галечном пляже, под рокот чугунных волн.

И вдруг — оборона врага рухнула, и стало ясно, что они, танкисты десанта, не просто выжили, но и победили!

Морские пехотинцы с танками вели преследование до девяти утра. За это время пять «Стюартов» и несколько сотен морпехов прошли по грунтовой дороге до восточной окраины деревни Глебовка.

А когда стало ясно, что задача выполнена, они остановились.

Оборотистый Леонов принес откуда-то два больших котелка румынской кукурузной каши. Обухов по такому случаю выдал каждому по полному сухпайку.

Ох и попировали же они!

Вероятнее всего, Обухов и три его товарища погибли бы вместе с танком в ближайшие сутки. Но радиостанция — о которой командир экипажа и думать забыл — неожиданно ожила.

О чем сообщил состоящий при ней Андрей Курсилов — может быть, единственный человек во всем их танковом батальоне, свято верящий в победную силу радиосвязи.

Итак, было 10.32 и они приняли радиограмму, переданную азбукой Морзе:

ДЕСАНТУ. ВВИДУ НЕВОЗМОЖНОСТИ ОРГАНИЗОВАТЬ СНАБЖЕНИЕ ОПЕРАЦИЯ ПРЕКРАЩЕНА. ВЫХОДИТЕ РАЙОН СТАНИЧКИ ЮЖНЕЕ НОВОРОССИЙСКА ЗАХВАЧЕННЫЙ ДЕСАНТНЫМ ПОЛКОМ КУНИКОВА

Этой радиограммой Обухов поспешил поделиться с капитаном третьего ранга Лихошваем, который после гибели многих достойных офицеров оказался старшим командиром в их десантном отряде.

Лихошвай прекрасно понимал, что, несмотря на тактический успех с захватом Глебовки, десант в целом провалился.

Ясно было: лучшее, что они могут сделать, — пробиться на восток, к своим.

Однако сразу отдавать приказ всему отряду уходить с боем из Глебовки капитан третьего ранга не стал.

Вместо этого приказ выдвинуться в восточном направлении получили только оставшиеся на ходу «Стюарты». Им вменялось провести разведку боем вдоль дороги Глебовка — Новороссийск. В случае успешного продвижения на пять километров они должны были дать сигнал: две зеленые ракеты, одна красная.