Призрачно всё... - [120]

— Например, каких? — не скрывал любопытства Изместьев.

— У нас не все заинтересованы в том, чтобы рождались гении. Многим по душе дебилы. Вернее, середняки, толпа, исполнители. Нам до сих пор не удалось ничего сделать для появления на свет гения.

— Но вы не сидели, сложа руки!

— Нет, и вы в этом скоро убедитесь. Я воспользуюсь тем, что все услышанное сейчас вами будет уничтожено. У нас разработан план под кодовым названием «Маркиз — 2». В середине сентября 2008 года мы совершим многоходовую комбинацию с перемещением ключевых фигур.

— Я как-то буду в ней задействован? — не смог сдержать любопытства доктор.

— Вы еще не стали человеком, а уже интересуетесь? Впрочем, все равно ничего не вспомните, так к чему нотации? Да, вы будете играть одну из основных ролей.

— В каком спектакле?

— В спектакле под названием «Рождение гения». Идут последние приготовления. Открою секрет, за который меня могут отстранить от операции, но я рискну. Ваш сын так же будет участвовать в этом действе. И сейчас он занимается его подготовкой. Он — полноправный участник.

— Что? Савелий готовит планетарный проект? Вы в своем уме? — обиделся Изместьев. — Это невозможно, мой сын наркоман.

— Вы не знаете своего сына. Он фактически нашел вас в одном из закоулков времени. Можно сказать, совершил подвиг. Стоило нам опоздать, и эти алкаши столкнули бы вашего предшественника в пропасть. Тогда бы вы точно исчезли… во всех смыслах.

— Чем же помог Савелий?

— Можете верить, можете не верить, но ради того, чтобы найти вас, он сознательно воткнул себе двойную дозу наркотика. Только так можно было вас отыскать.

— Что? — Услышанное вошло в сознание призрака подобно запредельной затяжке крепчайшего табака. — Савелий пожертвовал ради меня жизнью?

— Именно, вы не ослышались. Пользуясь тем, что его здесь нет, я сообщу вам, что восторгаюсь поступком вашего сына. Подобных жертв не так уж и много. Чтобы без показухи, бравады, взял и воткнул.

Несколько секунд призраки молчали. Изместьев был не в состоянии продолжать разговор.

— Про Павла Ворзонина разговор отдельный, — думая о своем, продолжил Клойтцер. — Во всяком случае, вначале проекта Павел Родионыч руководствовался исключительно высшими целями: вернуть вас в семью, чтобы Жанной Аленевской вы больше не восхищались. Чтобы разочаровались в ней. Вы, насколько я помню, ради нее в прошлое упорхнули? Но лишь вначале, я подчеркиваю. Потом он вообще не хотел вас возвращать. Не помешай мы там, на лыжне вашим убийцам, вернуть вас было бы невозможно.

— Зачем это надо Павлику?

— Думаю, чтобы заняться вашей супругой, Ольгой, более плотно. Он давно и безответно влюблен в нее. Кстати, не он один!

— Да, да, он мне как-то говорил, — тускло согласился Изместьев, словно эта новость вообще не заслуживала внимания.

— Все, Аркадий Ильич, — заключил пришелец, постепенно растворяясь в своем облаке. — Дальше наши пути расходятся. Наш разговор вы помнить не будете… К счастью. Мы еще обязательно встретимся. Так что, не прощаюсь. Боюсь только, что вы будете совершенно другим. С вами было приятно иметь дело. К сожалению, ваше появление в сентябре 2008-го совпадет с трагедией… Но об этом я расскажу вам после.

— Но я еще столько должен спросить, — призрак развел руками, так как от Клойтцера осталась лишь синеватая дымка, ничем не напоминающая образ пришельца.

Тем временем тьма вокруг призрака начала все более сгущаться. Облака Савелия и Клойтцера исчезали на глазах. Наконец, Изместьев остался один в шаре, который несся сквозь черноту.

Бездна засасывала его, как воронка увлекает в свою зловещую глубину все, что плавает поблизости: стружку, ветки деревьев, бутылочные пробки. Призрак покорял космос, отнюдь не являясь астронавтом НАСА.

Он летел в гордом одиночестве сквозь бездну, сквозь чьи-то сны и воспоминания. Мимо проносились сюжеты, обрывки фраз и мыслей, но он не вслушивался. Боялся, что проникнется чужими проблемами, заинтересуется, а ему сейчас этого очень не хотелось. Хватит с него!

Летел навстречу неизвестности. Впрочем, неизвестность эта была до известных пределов. Внизу лежал огромный город с пупырышками домов, сетью улиц и решеткой трамвайных путей.

Это был его родной город, его Пермь. Призрак не знал, в какой год и день он летит, но в глубине теплилась надежда, что это его время. Он его ни на какое другое не променяет. Теперь уж точно. Никаких экспериментов, никаких опытов больше он совершать не намерен.

Человек должен жить в том времени, в котором родился. Оно накладывает едва заметный отпечаток на все: поступки, образ мышления… И, оказавшись в чужой реальности, человек начинает комплексовать, постепенно сходя с ума. Для психики сия нагрузка запредельна.

Полет все ускорялся. Изместьев различал деревья, улицы, дома. Но среди всей этой ночной картины выделялся один — он узнал его. Та самая высотка, с шестнадцатого этажа которой он шагнул в неизвестность вечность назад. Ему казалось, что с тех пор пролетело несколько жизней, в каждой из которых он успел что-то почувствовать…

На карнизе шестнадцатого этажа кто-то стоял. Изместьев узнал свой собственный силуэт. До прыжка оставались считанные мгновения. Его задача — быть на траектории прыжка, чтобы тело и душа совпали, объединились в одно целое.