Признания Адриана Моула - [2]

Я опять заснул, но пес в половине десятого принялся лизать мне лицо. Повел его гулять мимо дома Пандоры. “Вольво” ее отца не было во дворе; значит, они все еще гостят у своих богатеньких родственников. По дороге встретил Барри Кента, он пинал мяч об стену дома для престарелых. Барри пребывал в благодушном настроении, что с ним редко случается, и я остановился поболтать. Он спросил, что мне подарили на Рождество. Я рассказал и спросил о его подарках. Он смутился:

– Так, ерунду всякую. Отец ведь потерял работу в этом году.

Я поинтересовался почему.

– Не знаю, – ответил Барри. – Папаша говорит, что работы его лишила миссис Тэтчер.

– Что, самолично? – удивился я.

Барри пожал плечами:

– Ну, папаша так считает.

Он пригласил меня в гости на чашку чая, и я принял приглашение, чтобы показать, что не держу на него зла за то время, когда он угрожал мне, вымогая деньги. Снаружи муниципальное жилье Кентов выглядит мрачно (Барри сказал, что муниципалитет уже лет сто обещает починить ограду, двери и окна), но внутри все оказалось просто волшебно. Повсюду висели бумажные гирлянды, они почти полностью скрывали трещины на стенах и потолке. Мистер Кент нашел в Центре досуга еловую ветку, выкрасил ее белой сверкающей краской и поставил в банку. По-моему, эта ветка с успехом заменила рождественскую елку, но миссис Кент уныло сказала:

– Нет, это не одно и то же, особенно когда обходишься веткой только потому, что не можешь себе позволить настоящую искусственную елку.

Я хотел возразить, мол, их импровизированная елка – настоящий хай-тек, самый авангардный стиль, но промолчал.

Спросил у маленьких Кентов, что им подарили. Они ответили: “Обувку”. Пришлось расхваливать их ботинки. А куда было деваться? Они совали их мне под нос. Миссис Кент рассмеялась:

– А мы с мистером Кентом подарили друг другу по пачке курева!

Ты знаешь, дорогой дневник, сколь неодобрительно я отношусь к курению, но желание Кентов хоть немного порадовать себя на Рождество было мне понятно, поэтому я не стал читать им лекцию о вреде табака.

Больше мне не хотелось их ни о чем расспрашивать. Угощение – пирожки с мясом – я вежливо отклонил... С того места, где я сидел, была хорошо видна их пустая кладовая.

По дороге домой я ломал голову над вопросом: на какие шиши мои родители купили нормальные рождественские подарки? Ведь и мой отец, и мистер Кент, оба стали невинными жертвами роботизированной цивилизации, которая людям предпочитает машины.

Войдя домой через черный ход, я узнал ответ на свой вопрос.

– Но, Полин, где, черт побери, я возьму денег на первичный взнос? – спрашивал отец.

– Придется что-нибудь продать, Джордж, – отвечала мать. – Кровь из носу, но у нас должна быть хотя бы одна кредитная карточка, потому что на пособие по безработице и социальные выплаты не прожить!

Выходит, наше рождественское изобилие – одна видимость. Мы получили его в кредит.

Днем по случаю Дня коробочек отправились к бабушке на чай с бисквитом. Прихлебывая и чавкая, она горько жаловалась на Рождество, проведенное в клубе “Вечно молодых”:

– Знала ведь, что не надо туда ходить. Этот вонючий коммуняка, Берт Бакстер, слопал коробку конфет с ликером, окосел и запел похабные песни на мотив рождественских гимнов!

– Пришла бы к нам, я же тебя приглашал, – вставил отец.

– Ты приглашал меня всего один раз, и к тому же у вас были Сагдены.

Последняя фраза обидела маму. Она сама без продыху поливает свою родню, но терпеть не может, когда это делают другие. Чаепитие закончилось катастрофой: я разбил древнюю тарелку с синим китайским узором. Знаю, бабушка любит меня, но должен заметить, что в тот момент она смотрела на меня так, словно убить хотела.

– Вам не понять, что эта тарелка значила для меня! – причитала она.

Я стал было собирать осколки, но она оттолкнула меня ручкой швабры. Отправился в ванную, чтобы успокоиться. Через двадцать минут мама принялась колотить в дверь:

– Вылезай, Адриан, мы уходим! Бабушка только что заявила папе, что он сам виноват в том, что его сократили.

В гостиной угрюмо молчали отец и бабушка, тишина стояла страшнее, чем на кладбище.

Когда мы проезжали мимо дома Пандоры, я заметил, что на их елке в саду горят лампочки. Попросил меня высадить. Пандора поначалу безумно обрадовалась, увидев меня. Вовсю восторгалась моим подарком – увесистым золотым браслетом от “Теско” за 2 фунта 49 пенсов. Но постепенно она успокоилась и принялась рассказывать о том, как провела Рождество. При этом через слово поминала парня по имени Криспин Уартог-Лоундс. Вроде бы он классный гребец, катал Пандору по озеру, цитируя при этом Перси Биш Шелли (2). А над озером, по словам Пандоры, стоял туман. Я молча и дико ревновал, представляя, как макну Криспина Уартога-Лоундса головой в воду и не отпущу, пока из его башки не выветрится и Пандора, и Рождество, и Шелли. Спать лег в час ночи, совершенно вымотанный пережитым за день. Откровенно говоря, когда я лежал в темноте, у меня по щекам текли слезы, причем поток усиливался, когда я вспоминал о пустой кладовой Кентов.

Переписка Моула с Манчини

1 января 1985 г.

От Хэмиша Манчини,

196, Вест-Хьюстон-стрит,