Признание в ненависти и любви - [32]
Рядом с нашей землянкой, мальчик, мастерская есть. В ней такие мастера работают, что любо-дорого. Из винтовочного ствола да железного лома автомат могут сделать. Вот они твоему папке и изготовили инструмент. Вишь, как заботятся о тебе. А он уже корытце выдолбил. Правда, не очень гладкое. Но ничего. Мы в него пеленочку постелем и покупаемся не хуже, чем в купленном. А потом вытрем сухонько и сенца туда положим. Вот колыбелька будет — чудо!
Подожди только, пускай в землянке потеплеет. Печка уже горяченькая. Вода закипела. Давай покачаю немножко и дальше расскажу. История-то лишь начинается только. А я болтунья, люблю рассказывать.
Стали мы с папкой разведчиками. Ты слушай, слушай. Он в отряд, чтобы указания получить, сходил. Вернувшись, проинструктировал и меня как следует. Мы разделение труда между собой ввели. Я выброшенные в мусор приказы по штабу стала подбирать, использованную копировальную бумагу из машинного бюро… А папка обобщает добытое. На папиросной бумаге пишет. А после скрутит хитренько рулончиком — и в отверстие карандаша вместо грифеля.
Вера Романовская придет посидеть к нам — возьмет карандаши и новое задание оставит.
Так и балансировали на острие ножа…
А тут вдруг ты еще заявил о себе!.. Несла я раз после банкета поднос с грязной посудой на кухню, переступила порог, и на тебе — толк ты меня в бок. Чуть не упустила я свою ношу. Вот заработала бы. Представляешь?..
Но поверь маме, вряд ли у меня вообще были более чистые и счастливые дни, чем те. И хотя жизнь осложнилась как-то сразу, мы будто на крыльях летели. Папка меня любил, я — его. Он меня старался заслонить собою, я — его. Да и дело спорилось. Что еще нужно? Каждому по двадцать одному, каждый любит, старается на себя большую тяжесть взвалить, в завтрашний день верит. Страшно, понятно, да зато радостно…
Ну вот, сейчас налью в корыто воды и проверю температурку локтем. Меня моя мама кнопкой звала. Ругала, когда я, удивляясь, глаза таращила. Но серьезные беседы все-таки вела. Так она говорила, что лучше, чем локоть, градусника вообще, верно, нет. Да, да… Не верится? Но посмотришь сам, когда мы с тобой будем куп-куп делать… Что, приятненько? Ну вот. Это только сперва страшно!
И слушай, слушай. Под осень заметила я, что в штабе какая-то суета. Уезжают, приезжают. И все — «Сталинград», «Волга»! Кое-что паковать принялись.
«Ага, — думаю, — ясно!..»
Папка на велосипед и снова в отряд…
Догадывались ли мы, как и куда все клонится? Да, лесовичанин-минчанин, догадывались. Но прости нас, дорогой, не могли по-другому поступить. Они ведь тыловые, это значит — мирные, города наши бомбили. К Москве прорывались! Сколько таких, как ты, малюток убили!
К тому времени я потолстела уже, живот поднялся… Советуемся мы с папкой, как все это лучше обделать, а сами, честное комсомольское, плачем…
Когда Вера сообщила, что из отряда прибыли мины, пошли мы опять на Слесарную. Уточнили все с Сергеем Антоновичем. Условились — взрывать будем во время ужина. Потому что завтракать и обедать офицеры имели право в любое время, а вот ужинать им вменялось в обязанность ровно в двадцать ноль-ноль по часам.
До этого времени никто даже не садился за стол — ждали начальство.
Точно минута в минуту в зал по ковровой дорожке вбегала генеральская собака. За ней неторопливо шагал сам генерал, лысоватый, бравый. Гремело: «Хайль!» И лишь после этого все уже занимали свои места соответственно военному рангу.
Поглядел бы ты, мальчик, как важно они садились! С каким гонором! Я даже рассматривала их — старалась понять: а как же у них с совестью-то? Неужели есть сила, способная вовсе ослепить людей, уничтожить в них чувство справедливости, человечности? Сделать бессердечными, спесивыми исполнителями?
Я как-то попала в склад, который находился неподалеку от нас. Оказалось, туда они свозили вещи своих жертв. Не верится просто! Отдельно очки, отдельно гребешки, отдельно детские ботиночки… Все расфасовано, посчитано, заприходовано!
А как уважаемые асы расписывали свои полеты! Особенно если удавалось налететь неожиданно и оставить город в огне. Если после каждой новой волны начинали бомбить от полосы пожаров…
Ну, будет!.. Зато и мы придумали… В зале еще с зимы чугунная печка стояла. Решили заминировать ее — пускай и осколки свое делают.
Правда, беспокоила судьба друзей, с которыми я в домике жила. Но придумали, как отвести опасность и от них…
Что я должна была делать? В специально сшитом поясе пронести мины в столовую. Улучив момент, вывинтить из них пробки, ввернуть в одну взрыватель, в другую детонатор и подложить мины под колосники в печку… Так вот, пробки я должна была нарочно оставить в карманах рабочего халата как вещественное доказательство… Ну, и, понятно, нужно было переехать мне из домика к папке, запретить друзьям встречаться с нами, заходить к нам, не раскрывая причины… Это тоже не легко было…
Накануне, за сутки, папка вынул чеку из взрывателя. Мы замерли даже. Началось ведь! И помню — какое-то холодновато-томительное чувство охватило меня. Будто и во мне начало происходить то же, что и во взрывателе.
Без особых колебаний обратились к бабушке. Усталая от домашних хлопот — целый день на ногах, — она уже лежала у себя в кровати.
«За годом год» — книга о Минске, городе с трагической и славной историей о послевоенных судьбах наших людей, поднявших город из руин.У каждого из героев романа свой характер, свое представление о главном, и идут они к нему, переживая падения и взлеты.Читая роман, мы восхищаемся героями или негодуем, соглашаем с ними или протестуем. Они заставляют нас думать о жизни, о её смысле и назначении.
Основой сюжета романа известного мастера приключенческого жанра Богдана Сушинского стал реальный исторический факт: покушение на Гитлера 20 июля 1944 года. Бомбу с часовым механизмом пронес в ставку фюрера «Волчье логово» полковник граф Клаус фон Штауффенберг. Он входил в группу заговорщиков, которые решили убрать с политической арены не оправдавшего надежд Гитлера, чтобы прекратить бессмысленную кровопролитную бойню, уберечь свою страну и нацию от «красного» нашествия. Путч под названием «Операция «Валькирия» был жестоко подавлен.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.