Признание в ненависти и любви - [17]
В то же время более ёмким сделалось само понимание цели. Видя, как между сосен тянется обоз с трупами, Исай вдруг понял: восстание кроме всего даст вторую жизнь лагерным заключенным! И тем, которым уже суждено было умереть, и тем, кто, многое потеряв, остался живым, и тем, кому придется погибнуть в бою. Даже одноглазому! И это стало необычайно важным.
Вызвав на явочную квартиру Жука с Омельянюком, Исай потребовал пересмотреть командно-политический состав лагерных групп, свести ячейки во взводы и застраховать таким образом тройки еще одним звеном от провала.
— Листовки, оружие, перевязочные материалы, разведка, — загибал он цепкие пальцы. — Строгая функциональность. И никаких горизонтальных связей. Заяц и Катай правы… И помнить, помнить: восстание нужно всем!
— Ты забыл о хлебе насущном, — подсказал Володя Омельянюк, хотя и знал, что увлеченный своим Исай не очень доволен, когда его перебивают.
Но тот неожиданно засмеялся.
— Известно, и хлеб! Хорошо бы попросить Зайца, пусть использует довоенные связи. Заведующему земотделом не занимать знакомых в деревнях… Умрем, но сделаем все, что зависит от нас!
Он сгреб товарищей двумя руками и, побледнев до слез, прижал к себе.
— Подскажи, Володя, как там у Пушкина… «Благословенен наш союз!» Так, кажется?
«Смотри ты! — по привычке, укоренившейся в нем, отметил Омельянюк, которого тронуло Исаево вдохновение. — Это новость уже!»
Через несколько дней Степан Заяц в самом деле организовал доставку продуктов из деревень — помогли прежние бригадиры и председатели колхозов.
Жук с Исаем сидели на койке и обсуждали, не стоит ли выделить часть картофеля и мяса для энзэ, как в дверь постучали и на пороге появилась Лялина мать.
— Не вкусненькое ли, тетка, почувствовали? — становясь строгим, неприязненно спросил у нее Жук, но, увидев какое-то размытое, в слезах лицо, вопросительно поднял брови.
— Спасайте, товарищи, доченьку! — чужим, срывающимся голосом выкрикнула она и, бросившись на колени, с протянутыми руками поползла к Исаю. — Лялечка на тебя молится, Славик! А те в этот раз на все могут пойти! Ты покажись только…
— Встаньте! — вскочив, отступил от нее Исай.
Испугавшись его возможного гнева, женщина опустила руки, оперлась одной на пол и начала вставать. Исай помог ей подняться.
— Я пошел, Жучок! — сказал он скорее с просьбой, чем решительно.
— Стой! Куда? — растерялся Жук. — Я буду жаловаться Зайцу! Володе!
— Ну и что же? Давай…
— И вы тоже! — шагнул Жук к бедной женщине. — Вы хоть бы у Омельянючихи поучились. Подумали бы, на что человека толкаете. Остановите его сейчас же! Если что случится, я не прощу вам, тетка!
Однако необоримая сила уже несла Исая.
Правда, голова у него оставалась ясной. Недавно выпал снег, все выглядело четким и поразительно чистым, мысли его были такими же. Повторялось и вносило чтение разве одно: «Чтобы только не опоздать!» Он знал: Жук уважает его, но из-за этого преданного уважения почему-то считает, что его нужно опекать, как маленького, и поэтому он обязательно следует сзади, хотя и кипит, дергает плечом. Однако и это не смущало Исая: «Ничего, поймет. Вряд ли можно быть где-то одним, а в другом иным!»
Против домика, въехав колесами на тротуар, косо стояли два грузовика.
В комнате, где когда-то жил Исай, его ожидала отвратительная картина. На стуле, поставленном боком, опираясь спиною на стол, сидел знакомый немец и, откинув голову назад, тянул что-то из фляги. На диване лежала потерявшая сознание Ляля. Над ней, словно рассматривая ее, навис широкоплечий, с сытым затылком второй оргтодовец.
Не давая им прийти в себя, Исай ринулся к ближнему, второму. Наотмашь, со всей силы, ударил ладонью наискосок под ухо и, когда оргтодовец, падая, повернулся к нему, рубанул в переносицу. Это произошло мгновенно, однако первый успел вскочить на ноги. Он видел удары Исая и потому побежал к двери, прикрывая затылок руками. Но в дверях стоял Жук. Немец остановился и, боясь оглянуться, втянул голову в плечи.
Отправив хозяйку с девочкой к своим знакомым в Грушевский поселок, объяснив, как лучше пробраться туда, Исай устало опустился на диван. Со скорбным облегчением подумал: в грузовиках, верно, найдутся канистры, бензин, и надо сделать так, чтобы в домике загорелось не сразу, но затем забушевало вовсю. Ветровое стекло в чертовых фургонах, безусловно, залепило снегом, а неизвестно, как там включать «дворники», и придется заранее спросить об этом у Жука. Что же касается самих автомашин, их лучше всего отогнать в руины Замковой улицы, где нет уцелевших жилых домов. И еще думалось, но уже не так, как думается, когда чего-нибудь ищешь, а когда, остывая, осматриваешься вокруг: завтра, конечно, придется давать объяснение Зайцу и Омельянюку. «Всыплют, — думал Исай. — Всыплют, наверное… Но что там в сегодняшней сводке? Не придется ли созывать горком?..»
А тем временем за окнами, словно по заказу, который уже раз в день сыпанул снег, густой, спорый, и в комнате стало темно, как в сумерках.
НАДО
рассказ
Вы интересуетесь судьбами минчан и хотите, чтобы я рассказала о Ване? Ну что же, попробую, если смогу…
Усталое, в тенях, как у человека после большой беды, лицо ее передернулось. Из сердитых зеленоватых глаз, казавшихся от окружающей зеленой благодати почти изумрудными, выкатились слезы. Она горько усмехнулась и сняла их языком над уголками рта.
