Признание Лусиу - [5]

И Жервазиу нас представил:

– Писатель Лусиу Важ.

– Поэт Рикарду де Лоурейру.

И мы друг другу:

– Очень приятно познакомиться лично.

* * *

По дороге завязался разговор и с самого начала я ощутил неподдельную симпатию к Рикарду де Лоурейру. В его красиво очерченном арабском лице с заметными морщинами читалась искренняя, открытая натура, озарённая глубокими чёрными одухотворёнными глазами.

Я рассказал ему, что восхищаюсь его творчеством, а он поведал мне, что прочитал мой сборник новелл, и что особенно его заинтересовала новелла «Жоау Тортура». Это мнение не столько польстило моему самолюбию, сколько заставило проникнуться ещё большей симпатией к поэту, обнаруживая в нём ту натуру, которая хоть немного сможет понять мою душу. Мне и самому больше других нравилась именно эта новелла, но именно она, единственная, осталась не замеченной ни одним критиком, а мои друзья, не говоря мне ничего, считали её самой неудачной.

Речь поэта была не только блестящей, но и в высшей степени пленительной, и впервые я увидел, что Жервазиу замолчал – и слушал! – он, кто царил во всех компаниях.

Наконец наш родстер остановился напротив роскошного особняка на Авеню дю Буа де Булонь, освещённого волшебным красным светом из-за красных шёлковых портьер на окнах. У дверей – вереница карет: смесь более или менее приличных фиакров с немногочисленными изысканными личными экипажами.

Мы вышли.

При входе в особняк, как в театре, один лакей забрал наши пригласительные билеты, а другой незамедлительно проводил к лифту, который быстро поднял нас на второй этаж. Тогда нам открылось поразительное зрелище.

Огромный эллиптический зал с потолком в виде высокого вращающегося купола, поддерживаемый разноцветными колоннами в причудливых волютах. В глубине – странная сцена, возвышающаяся на бронзовых сфинксах, с которой ступенчатый розово-мраморный спуск вёл в широкий полукруглый бассейн с прозрачной водой. Три ряда галерей своими формами придавали всему огромному залу вид волшебного драгоценного театра.

Где-то спрятанный и оттого таинственный оркестр беспрерывно играл вальсы.

Как только мы вошли – нас объявили – все взгляды устремились на Жервазиу Вила-Нову, импозантного, великолепного в своём чёрном хорошо приталенном фраке. И тут же американка поспешила спросить наше мнение о зале. Оказывается, архитекторы закончили его всего лишь две недели назад. И этот роскошный праздник был его торжественным открытием.

Мы горячо высказали наше восхищение этим чудом, а она, чародейка, загадочно улыбнулась:

– Поэтому я очень хочу знать ваше мнение… Но главное, что вы думаете об освещении…

Костюм американки был ослепительным. Она была облачена в тунику из очень специфической ткани, неподдающейся описаниям. Словно узкая кольчуга из металлических нитей, но очень необычного металла, которые растворялись в горячем сверкании, а все цвета то заунывно сливались, то шумно разливались астральными звуками отражений. В её тунике спутывались все цвета.

Сквозь кольчугу ткани, если присмотреться, проглядывала обнажённая кожа; а через золотистое звено выглядывал сосок груди.

Рыжие волосы были беспорядочно закручены и скреплены драгоценными камнями, которые расцвечивали эти языки пламени лучами запредельного света. Её руки жалили изумрудные змеи. И ни одного украшения на глубоком декольте… Пленительная статуя судорожного вожделения, платинового порока… И от всего её тела, в синей полутьме, исходил густой аромат преступления.

Через мгновение она оставила нас, чтобы приветствовать других гостей.

Тем временем зал заполнялся причудливой и изысканной публикой. Почти обнажённые женщины в смелых бальных платьях и недоверчивые мужчины в однообразных чёрных церемониальных костюмах. Там были лохматые светловолосые русские, белобрысые скандинавы, темноволосые курчавые южане, один китаец и один индиец. В общем, здесь собрался весь космополитический Париж – набобский и богемный.

До полуночи танцевали и разговаривали. В галереях неистово играла музыка. Объявили ужин; и все прошли в столовую – ещё одно чудо.

Чуть раньше к нам подошла американка и шепнула:

– После ужина будет спектакль – мой Триумф! Мне хотелось собрать в нём все мои мысли по поводу чувственности-как-искусства. Свет, тело, запах, огонь и вода – всё сольётся в плотской оргии, возбуждённой золотом!

………………………………………………………………………………

Когда мы вернулись в большой зал – признаюсь, меня охватил страх… я отступил назад….

Всё убранство изменилось – словно это был уже другой зал. Теперь его заполнял густой аромат, вызывавший приступы дрожи; по залу гулял странный лёгкий ветерок, серый ветерок с жёлтыми волнами — не знаю, почему, но мне так показалось; и что странно: лёгкие дуновения вызывали в наших телах неведомые ознобы. Но самым грандиозным, самым пленительным было освещение. Заявляю, что не в силах описать эту иллюминацию. Хотя рискну предположить, в чём кроится её неповторимость, её колдовство.

Этот свет – без сомнения электрический – исходил из бесчисленного количества разноцветных шаров с причудливыми рисунками разной прозрачности, но основные волны света нагоняли спрятанные в галереях прожекторы. Все эти светящиеся потоки направлялись в одну воображаемую точку в пространстве, сходились в ней в водовороте – и уже именно из этого стремительного водоворота они по-настоящему, рикошетом отражались от стен и колонн, триумфально освещая пространство зала.