Приют святой Люсии для девочек, воспитанных волками - [64]

– Ты пахнешь просто потрясааающе! – заявил Кайл, чуть подвывая, и покраснел. – Я хочу сказать…

– Я знаю, что ты хочешь сказать, – огрызнулась я.

Здесь я немного лукавлю, потому что мне понадобились многие месяцы, чтобы научиться огрызаться уже по-человечески. Ничего потрясающего в моем запахе не было. Утром я натерлась тыквенным кексом, чтобы замаскировать свой естественный звериный запах. Сейчас от меня пахло, как от человеческой девочки, которую легко убить. Я сузила глаза и прижала уши, чего не делала уже несколько месяцев. Кайл в панике пытался вспомнить слова, которые заставят меня вести себя по-человечески. Меня бросило в жар, в покрасневших глазах заблестели слезы. «Наногахтуфли!» – мысленно рявкнула я и попыталась начать снова.

– Прекрасная погода…

Тут зазвучала музыка.

– Танцуем сосалито! – объявила сестра Мария в микрофон. – Девочки приглашают мальчиков!

Она включила большой прожектор и направила свет в центр зала.

Ах ты, черт. Я попыталась спрятаться под пончо Мирабеллы, но Кайл вытолкнул меня в луч прожектора.

– Нет, – простонала я. – Нееееееет!

Внезапно я забыла все движения и начала в отчаянии крутить задом. То, чему я долго училась в приюте святой Люсии, куда-то исчезло, и я снова превратилась в испуганного зверя. Мои ноги сами по себе освободились от туфель. «Рот на замке», – прошептала я, глядя на свои босые ступни.

– Танцуем сосалито! – воскликнула сестра Мария. – Но сосалито не имеет ничего общего с тем, что ты сейчас делаешь.

На лбу у меня появилась испарина. Рот раскрылся, и оттуда вывалился язык. Какие там шаги? Я покосилась на Жанетту – она поможет, подскажет… Жанетта сидела в углу, потягивая через соломинку газировку и наблюдая за моими жалкими попытками. Я умоляюще посмотрела на нее. Таким же взглядом я раньше выпрашивала у нее вкусные косточки.

– Какие там шаги? – беззвучно шевельнула губами я. – Шаги!

– Шаги? – широко и совершенно по-волчьи улыбнулась Жанетта и стала похожа на нашу мать. – А пошла ты…

Закинув голову, я в отчаянии завыла. Сейчас я потеряю все свои баллы и с треском провалю танцевальный экзамен. Но вместо того, чтобы тяжело вздохнуть, я громко пустила ветры. Потом рухнула на пол, и юбка задралась мне на голову. Перехватив мой взгляд, взывающий о помощи, Мирабелла прогрызла намордник и, накрыв меня своим маленьким телом, стала лаять на невидимых врагов.

– Ужас! – завопила сестра Мария и быстро выключила прожектор.

Музыка затихла. Никого в жизни я не любила так, как сейчас свою маленькую сестру. Я была готова облизать ей уши или убить дюжину пятнистых оленят и отдать их ей. Но все смотрели на меня и ждали, что я буду делать.

– Кто тебя просил? – проворчала я из-под Мирабеллы. – Мне не нужна твоя помощь. Ты испортила танец! Ты вообще испортила нам бал! – громко добавила я, надеясь, что меня услышат монахини.

– Ты испортила нам бал! – хором возопили окружившие нас дебютантки. – Мирабелла все испортила!

Вытаращив глаза, они чесались под своими платьями в горошек, а с подбородков у них капала газировка. Стая уже давно ждала этого момента.

– Мирабелла совсем безнадежная! Отправьте ее обратно в лес!

Музыканты из Западной Тувумбы молча собрали инструменты и быстро исчезли. Мальчики побежали к озеру, теряя свои бабочки и подтяжки. Мирабелла рычала и озиралась, стараясь понять, откуда мне грозит опасность. Монахини обменивались многозначительными взглядами.

Утром Мирабелла исчезла. Мы проверили под всеми кроватями. Я сделала вид, будто удивлена. В ту минуту, когда она прикрыла мне спину, я уже знала, что ее отчислят. После бала Уолтер по секрету сообщил мне об этом.

– Так что можешь с ней попрощаться, – сказал он.

Мне не хотелось видеть Мирабеллу. Однако я приготовила для нее подарок – положила в металлическое ведерко два соленых крекера со студнем, белку под хлороформом и иконку святого Болио в позолоченной рамке. Все это я оставила у сестры Игнасии с короткой запиской: «С наилучшими пожеланиями!» И сказала себе, что сделала все, что могла.

– Ура! – шумно радовалась стая. – Наконец-то с ней покончили!

Мы выскочили на улицу, где ярко светило солнце, радуясь, что нашу сестру спустили с цепи и мы ее больше не увидим. Постоянно звучал смех, и его раскаты долетали до кромки леса. С бьющимся сердцем я старалась уловить ответный вой Мирабеллы – а если она нас услышит и вернется обратно? Но ничего такого не произошло.

Вскоре после этого мы завершили курс обучения. Насколько я помню, это был наш последний коллективный вой.

Стадия 5. На этом этапе учащиеся уже способны успешно взаимодействовать с новой культурной средой. Они легко сочетают в себе две культурные традиции.

В одно из воскресений незадолго до окончания курса монахини выписали мне пропуск на посещение родителей. Меня сопровождал лесник, потому что я уже не помнила дороги домой. Я надела свое лучшее платье и взяла с собой корзинку для пикника, где лежал копченый окорок и маринованные огурцы. Мы молча шли по опавшим листьям, и с каждым шагом мне становилось все грустнее

– Я подожду тебя здесь, – сказал лесник, прислоняясь к вязу и закуривая.

Логово показалось мне совсем маленьким. Мне пришлось даже нагнуть голову, чтобы войти. Все были заняты едой. Оторвавшись от туши лося, мои родители, дядья, тетки и кузены, высунув языки, уставились на меня. Один из дядек даже уронил из пасти кость. А мой младший братишка, косоглазый мальчик-волк, который после успешного перевоспитания стал впоследствии суровым лысеющим детским писателем, начал подвывать от страха. Мать отшатнулась от меня, как от чужой. Она долго обнюхивала меня. Затем с гордым и печальным видом прикусила мне лодыжку. Когда стих приветственный лай и перестали вилять хвосты, мои родители присели на задние лапы и, громко пыхтя, стали выжидающе смотреть на меня, желая узнать, чему же я научилась.