Приятель фаворитки - [56]

– А вы хорошо знаете, что значит быть влюбленным, не правда ли?

– Без сомнения, – спокойно ответил я, хотя нашел лишним этот намек. – Итак, легко может случиться, что я со временем поцелую руку герцогине Монмут.

– Вы думаете, что я этого желаю? – спросила Барбара.

– Какая же женщина отказалась бы от такой чести?

– Я этого не желаю, – горячо крикнула она, топнув ножкой по песку. – Слышите, Симон, я не хочу этого, его женой я не буду… Почему вы улыбаетесь? Вы не верите мне?

– Нельзя отказываться от того, что еще не предложено, – заметил я, хлебнув глоток эля из кружки.

Лицо Барбары вспыхнуло, а глаза сердито блеснули.

– Лучше бы вы не спасали меня! – гневно крикнула она.

– И нас обвенчали бы в Кале? – лукаво спросил я.

– Вы дерзки, Симон! А все-таки женой герцога я не буду.

– И прекрасно! – сказал я, встав с места. – Нам нельзя идти в Дувр до наступления темноты. Что будем мы делать?

– Неужели придется провести здесь весь день? Так… вдвоем с вами?

– День провести придется, но можно провести его и не со мною. Я сойду вниз на берег и буду близко в случае надобности, а вы пока можете отдохнуть здесь на свободе, и притом совсем одна.

– Благодарю вас, Симон! – неожиданно кротко поблагодарила она.

Я сошел на берег и растянулся там на теплом песке. Я очень утомился и не спал в течение полутора суток; поэтому я скоро закрыл глаза, положив около себя заряженный пистолет, и заснул спокойным сном…

Солнце стояло уже высоко, когда я проснулся, зевнул и распрямил свои отдохнувшие члены. Мне послышался какой-то шорох, и я схватился было за пистолет, но, оглянувшись, увидел только сидевшую недалеко от меня Барбару, которая задумчиво смотрела на море. Почувствовав мой взгляд, она оглянулась.

– Мне стало страшно там одной, – застенчиво сказала она.

– Увы, я, должно быть, храпел вместо того, чтобы быть на часах, – с сокрушенным видом воскликнул я.

– Нет, вы не храпели, – отозвалась она, – то есть в эти последние минуты, по крайней мере. Я только что подошла сюда. Я боюсь, что говорила не довольно дружелюбно с вами.

– Я об этом и не думал, – успокоил я ее.

– Вам это было безразлично?

Я встал и ответил ей церемонным поклоном: сон и отдых привели меня в хорошее расположение духа.

– Нет, – торжественно заявил я, – вы знаете, что я – ваш покорнейший слуга и принадлежу вам душой и телом. Все, чем я владею, ваше. Клянусь, я говорю истину. Смотрите! – Я вынул из кошелька драгоценную гинею и, преклонив колено, торжественно подал ее Барбаре на ладони руки. – Вот это – все, что я имею, и все это принадлежит вам.

– Мне? – переспросила она, глядя на блестящую монету.

– Безраздельно и от всей души.

Девушка осторожно взяла монету своими тонкими пальчиками и, прежде чем я понял, что она хочет сделать, высоко подняла ее над головой и бросила далеко от себя в голубые волны моря.

– Боже мой! – вскрикнул я.

– Ведь эта монета была моя? Я сделала с нею, что нашла нужным, – сказала Барбара.

V ДОВОЛЬНО ГЛУПАЯ ВЫХОДКА

– Вот это чисто по-женски, – сказал я: – Как только женщина убедится, что вещь действительно принадлежит ей, она немедленно готова ее бросить.

С этим упреком я отвернулся от своей спутницы, отошел туда, где еще лежали остатки пирога и стояла пустая кружка, и сел на камень. Барбара смотрела на то место, где скрылась в воде монета, и не обращала на меня никакого внимания.

Может быть, моя шутка была неуместна, а Барбара утомлена и расстроена, но все-таки это не должно было быть причиной к тому, чтобы бросать в воду мою последнюю гинею. Во всяком случае за все, что я сделал для нее, я, право, не заслуживал такой выходки; она вывела меня из терпения.

День клонился к концу; я лежал теперь на песке, глядя на скалы пред собою, вспоминая прошлое, думая о будущем и время от времени снова досадуя на выходку Барбары. Я был готов служить ей, если это будет нужно, но идти навстречу ее новым капризам не имел никакого желания и решил держаться от нее подальше, и, казалось, она была очень довольна этим. Часа через два можно было уже направиться к Дувру.

– Симон, мне хочется есть! – донесся до меня тихий, жалобный голос Барбары, такой слабый, что если бы он был действительно таков, как казался, то, конечно, его обладательница не могла бы стоять на ногах около меня, а лежала бы чуть живая на песке.

Сознавая это, я не обратил на него никакого внимания и продолжал лежать, как бревно.

– Симон, мне очень хочется пить!

Я тихо поднялся и, раскланявшись, сказал:

– Там есть кусок пирога, но кружка пуста.

– Я не могу есть, не напившись, – пролепетала девушка.

– Мне не на что и негде купить питья.

– А воды? Нельзя ли достать воды, Симон? Но, право, мне жаль затруднять вас.

– Я пойду к дому и постараюсь найти воды.

– Но это опасно.

– Вам ничего не грозит.

– А вам?

– Я сам хочу пить и все равно пошел бы за водою.

Барбара помолчала, а потом заявила:

– Не надо! Моя жажда прошла.

– Хотите пирога?

– Нет, голод тоже прошел.

Я молча опустился снова на песок.

– Я пройдусь немного, – сказала она.

– Пожалуйста, только не ходите далеко, это может быть опасно.

Мисс Кинтон отвернулась и пошла по берегу. Как только она ушла, я вскочил и побежал к лачужке, захватив с собою кружку. Труп Джона все еще лежал на пороге, ни души не было кругом. В сенях я нашел кадку с водою, торопливо наполнил кружку и поспешил обратно. Пусть Барбара не жалуется на меня; я достал ей воды, несмотря на ее капризы; пусть она сама возьмет ее, когда вернется, ей, конечно, будет стыдно своего поведения.