Приятель фаворитки - [5]

– Не знаю. Только в Лондоне иногда случаются странные вещи, – задумчиво ответила Сидария. – Откуда знать, может быть, и у меня будет когда-нибудь власть.

– И вы употребили бы ее для моей пользы?

– Могла ли бы я иначе поступить с человеком, рискнувшим благоволением своей милой ради поцелуя моей щеки? – и девушка весело рассмеялась, увидев, как я вспыхнул при этом напоминании. – Ну, в городе надо будет отучиться так краснеть, – продолжала она, – а то вас сделают притчей во языцех и будут указывать на вас пальцами.

– Что же, чем реже это случается там, тем больше будет эффект, – слабо защищался я.

– Ловко! – одобрила девушка. – Мы скоро разовьем вас в городе.

– А чем вы там занимаетесь? – подозрительно спросил я, пристально глядя ей в глаза.

– А почти тем же, чем, как вам известно, занималась и здесь, в деревне, – рассмеялась она.

Так отделывалась Сидария от меня всегда, когда я хотел добиться ответа, кто и что она такое. То же самое было и с ее матерью, которой, к слову сказать, я не симпатизировал так же, как и она мне. Она не любила много говорить и всегда хмурилась, видя меня около своей дочери. Однако ей приходилось часто видеть нас вместе, а по правде сказать, еще чаще это случалось с нами без нее. Барбара уехала, бросив меня одиноким, рассерженным и готовым искать себе утешения, где бы ни случилось.

Между тем Сидария нравилась мне все больше и больше своим смехом, живостью, приветливостью. Кроме того, у нее были манеры светской женщины и знание жизни, которое возбуждало мое любопытство. Все это вместе с ее чарующей юностью и свежей красотой привлекало меня разнообразием настроений и быстрой сменой живых, новых впечатлений. То она была весела и насмешлива, то задумчива и грустна. Иногда она, вздыхая, говорила: «О, как бы я желала навсегда остаться здесь, в этой милой, наивной стране!», то тихо шептала мне: «Ах, зачем я – не то, что ваша мисс Барбара!». Через минуту она снова шутила, смеялась, забавляясь жизнью, как пестрым детским мячиком.

Кто осудит меня за то, что в свои восемнадцать лет в понедельник я любил одну, а в субботу желал умереть за другую. Это так понятно, так свойственно милой, легкомысленной юности! Вспомните свою молодость и попробуйте осудить меня. Вы улыбнулись? – Значит, я оправдан!

Был золотистый летний вечер, когда я пришел в Кинтонский парк прощаться с Сидарией. Мать и сестры сердились на меня, деревня сплетничала, даже пастор неодобрительно качал головой. Какое мне было до всего этого дело! Почему один богат и знатен, а другой беден и скромен?

Девушка сидела под деревом; ее красивое личико было как будто печально, маленькая ручка придерживала бьющееся сердечко, а глаза играли непрерывной сменой выражений. Я подошел к ней, взял за руку и мог произнести только ее имя: «Сидария!» Больше мне нечего было сказать; по крайней мере мне так казалось тогда.

– Что же, разве у вас нет для меня ни клятв, ни уверений? – укоризненно сказала она, но ее глаза искрились смехом.

Я выпустил ее руку и отошел. Говорить я не был в силах.

– Когда вы будете ухаживать в Лондоне, – сказала она, – запасите побольше любовного багажа. Там дамы требуют признаний, клятв, отчаянья, стихов, музыки и Бог весть чего еще.

– Из всего этого у меня есть только отчаянье, – уныло сказал я.

– Ну, тогда вы – очень скучный поклонник, – строптиво сказала Сидария, – и я рада, что поеду туда, где поклонники повеселее.

– Так вы едете в Лондон искать поклонников? – ревниво воскликнул я.

– Отчего же, если судьба их пошлет.

– А меня вы забудете там?

– Конечно, если вы не явитесь сами напомнить о себе. «С глаз долой – из сердца вон!» – знаете пословицу?

– А если я приеду? – спросил я, вдруг окрыленный надеждой.

На этот раз девушка не ответила, как обычно, насмешкой, а сорвала с дерева листок и стала медленно разрывать его на части.

– Ну, знаете, – заговорила она, – я думаю, если вы явитесь, то, пожалуй, пожалеете, что приехали, если только к тому времени не забудете меня окончательно сами.

– Забыть вас? Никогда, пока я жив! Можно мне приехать?

– Разумеется, поскольку ваши средства и ваш гардероб позволят вам это… Ну, не злитесь! Приезжайте, мой миленький Симон! Ведь мы – друзья, не правда ли? Вот я возьму вас под руку, чтобы вы перестали злиться. Слышите, Симон? – Ее глаза смотрели на меня, как бы прося прощения, но в глубине их все-таки светился далекий огонек насмешки; она ласково гладила мою руку и продолжала: – Конечно, вам надо приехать в Лондон. Ведь Барбара Кинтон там, а вам, если я не ошибаюсь, есть в чем попросить у нее прощения.

– Если я приеду в Лондон, то только ради вас, – заявил я.

– Нет, неправда! Вы приедете, «чтобы любить там, где любит король, знать то, что он скрывает, и пить из его чаши». Ваша высокая участь не имеет ничего общего со мной.

Она отошла и улыбаясь сделала мне низкий реверанс.

– Только, только ради вас! – упрямо повторял я.

– Тогда, значит, меня будет любить король? – спросила она.

– Боже сохрани! – горячо воскликнул я.

– Да почему? Не спешите со своим «Боже сохрани»! Что же, любовь короля хуже вашей, мистер Симон?

– Моя любовь – честное чувство, – горько ответил я.