Привязанность - [80]

Дуг уткнулся взглядом в свою тарелку, украдкой обхватив Мэрианн за плечи, — чего она, скорее всего, не заметила, а карие ее глаза заблестели от непролитых слез. Подумать только, ведь Джин ей едва обо всем этом не рассказала, не далее как сегодня днем. Ларри обхватил рукой плечи Филлис — отважный мужчина. И вдруг Джин в точности поняла, кто была любовницей ее отца. Женщина, которую она называла тетушкой Юнис, ее консервативная партнерша по маршу протеста. Да, так оно есть — она, когда-то столь много значившая в их жизни, потом совершенно исчезла, как сквозь землю провалилась. Тишина была невероятно тяжелой, и даже официанты обратились в восковые фигуры, что избавило от их назойливого фонового жужжания, не прекращавшегося весь вечер.

Ларри подал знак принести счет, и Джин обошла вокруг стола.

— Пойдем, мама, — сказала она. — Пойдем домой.

Снаружи она увидела, как Мэрианн, осторожно ступающая на своих высоких шпильках, взяла Дуга под руку и они вдвоем зашагали на запад — редкую ночь им приходилось оставаться в городе, наедине друг с другом, и он заказал номер в отеле при автостоянке. Глядя на них, Джин надеялась, что их свидание еще пойдет на лад.

Филлис, отрезвленная ночным воздухом, заявила, что хочет идти пешком, но ее легко убедили принять предложение их подвезти. Ларри приехал на зеленом внедорожнике «дефендер», совершенно не подходящем для цивильной городской езды. После того как помог Филлис залезть на переднее пассажирское сидение — с таким же успехом она могла усаживаться на лошадь, — он открыл заднюю дверь для Джин и, прежде чем она смогла забраться внутрь, неловкая в своей неподатливой сатиновой плиссированной юбке, коснулся ее запястья и тихо сказал:

— Приглашаю тебя завтра на ленч. Я хотел бы увидеть Билла, если он принимает посетителей, — и мог бы заехать за тобой в больницу.

В ответ Джин смогла лишь кивнуть — энергии на то, чтобы секретничать, больше не оставалось. Слабость, которую она чувствовала, была осязаема. Вещи теряют свою силу, подумала Джин; а на сей раз в роли вещей выступаем мы сами.

— Позвони мне утром и скажи, как у него дела. И у всех у вас.

— Хорошо, — сказала Джин, забираясь внутрь салона. — Мама завтра утром будет в библиотеке, — добавила она, без утайки обозначая весь план. — Может, ты подвезешь ее, когда поедешь навещать папу?

Она не хотела оставлять Филлис одну.

Они договорились на полвторого, что давало Ларри время на доставку того, что он назвал своим утренним грузом, из-за чего Джин поневоле подумала о прачечной, а вследствие этого и о них двоих, обремененных грудами одежды для сдачи в химчистку «Рай» в декабре прошлого года. Ларри ни разу не упомянул о своей жене, предположительно находившейся в Принстоне, в то время как он в одиночестве и в трудах проводит лето в городе.

Возле дома Филлис они быстро пожелали друг другу доброй ночи, и Джин, как пастушка, провела свою мать, которая выглядела как никогда маленькой, в элегантный вестибюль. Он подождал, пока они войдут, прежде чем отъехать, и рычание его армейского двигателя, даже оно напомнило ей об отце. Как только Ларри скрылся, она вернулась к своим тревогам. Сегодняшнее затрудненное дыхание Билла, как долго оно может продолжаться? Вместо того чтобы поправляться, он, казалось, разваливался на части. Филлис грузно опустилась на скамеечку лифта, а Джин, закрыв глаза, прислонилась к зеркальной стене, думая о предстоящем утре и о поездке в больницу, а еще и том, следует ли ей позвонить Мэрианн, когда она окажется в квартире. Она подавила безумный позыв разыскать тетушку Юнис, как будто только благодаря ей одной папе могло стать лучше. Даже если она все еще жива.

На следующее утро Джин, чувствуя колотье в голове, добралась до больницы немного позже, чем обычно. В холле отделения ее перехватил Джо, их союзник среди медсестер интенсивной терапии. Он объяснил, что Билла спустили вниз, чтобы вставить ему в горло дыхательную трубку: сделать интубацию.

— А почему нельзя было сделать это здесь? — спросила она, испугавшись тайной трахеотомии. — Разве где-то еще есть более интенсивная терапия, вроде дыхательного отделения?

Медбрат, признавший, что причина ему неведома, не удостоился похвалы за свою откровенность, а у Джин резко повысилось артериальное давление, когда она увидела, как ее отца ногами вперед катят обратно в его палату. Он, пепельно-бледный, пребывал без сознания — под воздействием наркоза, — и из открытого его вялого рта текли слюни, омывая голубую пластиковую трубку, выглядевшую так, словно он проглотил трубку для ныряния. Но в итоге всего Джин убедили, что, пусть это и жестоко, они, по крайней мере, действовали наконец так, как надо было, чтобы попытаться ему помочь. Насколько сам он это осознает, сказать никто не мог. Она рано покинула больницу, сама ощущая отчаянную нехватку воздуха и будучи убеждена, что он мерзнет день напролет. Она усядется на сверкающей слюдянистой стене и будет ждать, чтобы предупредить Филлис о трубке у папы, прежде чем та к нему поднимется, а затем сказать Ларри, куда ехать.

Несмотря на все беспокойство, Джин ждала ленча с нетерпением. Но где же они? В два часа те, что перекусывали на ступеньках, начали редеть, растекаясь обратно по этажам выстуженной башни. В четверть третьего люди приходили и уходили, но никто не сидел — только Джин, глядевшая на улицу с ее исходящим паром люком, этим весьма существенным знаком Нью-Йорка.