Привязанность - [106]
— Значит, кафедра философии, наконец. Ты все же решил рискнуть — поздравляю.
— Да, я очень доволен. И, думаю, смогу убедить фирму позволить мне еще какое-то время жить в этой квартире. Заслуженный партнер — как тебе такое нравится?
— Боже, ведь так же они назвали и папу? Но теперь, когда все мы становимся заслуженными родителями, могу сказать, что звучит это очень респектабельно. И, что более существенно, достойно проживания в их квартире. Слушай, я скоро собираюсь обратно. Чтобы обустроить папу, по крайней мере.
— Здорово. Мы все надеялись, что ты вернешься. Ты ему нужна. И мне не надо говорить тебе, что я… — Фоновые шумы внезапно слились, став массовым гудением, возмущенным групповым ревом клаксонов. — Но ты это и сама знаешь.
— Что? Я не слышу. Что я знаю сама?
— Так, ничего. Слушай, ты только дай мне знать, и я тебя встречу.
— Отпадает. Но все равно спасибо… за все. Я не смогла бы оказаться здесь, если бы не знала, что ты находишься там. Я позвоню тебе, как приеду, сразу же.
Чувствуя себя гораздо спокойнее, она отобрала немногие хорошие листья: их хватало на салат для одного — или для двух очень сытых людей, и этот образ поразил Джин своей крайней мрачностью: он был настолько же ограничен и скуден, как ее будущее. Не это ли лежало у нее впереди — салат на одного вместо огромного горизонта? Не было ли это более или менее тем же самым, что чувствовала сейчас Мелани Монд? Ее первая волна сочувствия: может быть, она сумеет научиться дружбе, хотя, вероятно, не с миссис Монд. Она добавила немного нарезанных ciboulettes, на мгновение позабыв их название на родном языке. Луковиц-скород, как-то не очень звучно. Вот что было хорошо на этом острове: здесь имеется не только огород, но и названия для всего, что в нем произрастало.
Как и для той рыбы, которую она приготовила, но не ела. С виду она походила на тилапию, но здесь ее называли по-другому. Когда они только приехали на Сен-Жак, Джин начала вести список возмутительно трудных французских слов — так же, как в студенческие дни вела список невероятных британских слов, из которых теперь помнила только «зажиматься» вместо «обниматься», «воздух» вместо «денег», «штуку» вместо «тысячи», «раскардаш» вместо «кавардака» и «отбойный молоток» вместо «перфоратора» — остальное впиталось и забылось. Добавь эти списки к погребальному костру оставленных проектов, если список может считаться проектом (а Джиована, Брунгильда, Магдалина?). Всем ее усилиям по самообучению — bricolage[94]! — препятствовал длинный перечень того, что не поддавалось изучению, и, думала Джин, не говорите, пожалуйста, что если дети могут говорить на каком-то языке, то ему можно научиться. Разумеется, дети могут. И дети — делают. Этот до странности легкий маневр — позволявший избежать горя размером с дом — портило досадное воспоминание о ребенке Софи: о девочке, научившейся совокупляться.
Снова пройдя на кухню, она вытащила нижний ящик, где хранилась клейкая лента, бечевка и ее желтый бювар, который она и выдернула наружу. Достав из холодильника бутылку вина, она услышала, что в дом входит Марк, и быстро, беззвучно шагнула наружу. Зазвонил телефон — теперь его очередь брать трубку. Джин рада была оказаться одной на террасе. Небо было покрыто красными и белыми прожилками, словно стейк с вкраплениями жира.
В меркнущем свете она сделала новый список: апрель, март, февраль, январь, декабрь, ноябрь, октябрь, сентябрь, август, июль. Девять месяцев между летней идиллией Марка с Сандрин и рождением Софи, пришедшимся на пасху. Она могла бы подсчитать в уме, но ей хотелось увидеть это на бумаге. Потом вышел Марк, и она положила бювар на стол лицевой стороной вниз.
Марк выглядел очень бледным.
— Итак, Дэн Мэннинг меня предал.
Джин не сказала ни слова, но почувствовала, что у нее запылало лицо. Она подалась назад, в буквальном смысле подпирая себя, чтобы не упасть.
— Он уходит из фирмы. Забирает с собой не только весь свой гарем из копирайтерского отдела, но и кампанию по холодильникам. Мою кампанию. Ну, это мы еще посмотрим. Какая самонадеянность, а? Наглость. Предложил остаться на «переходный период», с которым мы, конечно, без него нипочем не управимся. Я велел ему убираться. Мне придется немедленно лететь обратно. Для моральной проверки, если не для чего еще. Джей Уолтер Томпсон! «Такое предложение бывает раз в жизни», — Марк передразнил произношение Дэна. — С каким восторгом он сообщил мне, что его сделают старшим партнером — всемирным креативным директором!
— Марк.
— С начальным окладом в пятьдесят тысяч. В чем я очень сомневаюсь.
— Марк.
— Хм?
— Это мог быть ты.
— Черт, ну конечно, большое тебе спасибо. Как говорится, «благодарю за поддержку». Да, полагаю, могло бы получиться и так. Двадцать лет назад. То есть если бы я захотел работать по найму. Укусить руку, которую тебя кормит, убить отца — или что там еще? Это сегодня целая тема, не иначе. Я имею в виду, разве бой-френду не полагается просить у отца руки его дочери? Что ж, ответ такой: сваливай отсюда и дуй обратно в Бомбей — то есть, прошу прощения, в Мумбаи. А этот сукин сын, теперь еще более отвратно самодовольный, играет за
Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.
Нет повести печальнее на свете, чем повесть человека, которого в расцвете лет кусает энцефалитный клещ. Автобиографическая повесть.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Быль это или не быль – кто знает? Может быть, мы все являемся свидетелями великих битв и сражений, но этого не помним или не хотим помнить. Кто знает?