Привязанность - [8]

Причиной умолчания была недостаточная компетентность — моя и других ученых, — которую, вероятно, нельзя было компенсировать за несколько месяцев, отведенных на написание отчета. Я надеялся, что рано или поздно этот пробел будет восполнен, хотя было неясно, когда и каким образом.

Именно с таким настроением я начал уделять серьезное внимание наблюдениям, которые вел мой коллега Джеймс Робертсон. Благодаря небольшому гранту, предоставленному компанией «Сэр Хэлли Стюарт Траст», в 1948 г. он вместе со мной решил принять участие в систематическом исследовании всей проблемы в целом — проблемы влияния разлуки ребенка с матерью в раннем детстве на развитие его личности. В период обширных исследований области, которую в то время, образно говоря, можно было назвать целиной, Робертсон наблюдал за несколькими маленькими детьми до того, как они были «вырваны» из своей привычной обстановки, во время их пребывания вне дома и после возвращения домой. Большинство этих детей были в возрасте от года до двух с небольшим лет, и они не просто были разлучены со своими матерями, но в течение нескольких недель или даже месяцев находились в таких местах, как больница и детские ясли. Там они пребывали постоянно, не имея возможности находиться под присмотром одного человека, замещавшего мать. В период этой работы на Робертсона произвело большое впечатление, насколько глубоко дети переживали отрыв от дома и как долго у них сохранялось это состояние после возвращения домой. Никто из тех, кто читал его отчеты или видел снятый им фильм о маленькой девочке, не остался равнодушным. Тем не менее единого мнения относительно значения этих наблюдений или того, насколько они отражают реальное положение дел, в то время не было. Одни сомневались в обоснованности выводов; другие признавали наличие этих реакций, но относили их к чему угодно, только не к потери матери; третьи допускали возможность того, что разлука с матерью является существенным фактором, но полагали, что смягчить его отрицательное воздействие не слишком трудно и что поэтому потеря матери не имеет столь серьезных последствий в плане патологии, как мы считали.

Мы с коллегами придерживались иного мнения. Мы были уверены, что эти наблюдения имеют серьезное значение, причем все данные свидетельствуют о том, что потеря ребенком матери является доминирующим фактором, хотя и не единственно важным; наш опыт показывал, что даже при прочих благоприятных обстоятельствах эта ситуация вызывала больше страданий и волнений, чем было принято считать. В действительности, мы придерживались мнения, что реакции протеста, отчаяния и отчуждения, которые обычно имеют место, когда ребенка начиная с шестимесячного возраста разлучают с матерью и оставляют на попечении незнакомых ему людей, возникают в основном из-за «утраты материнской заботы в тот период развития, когда ребенок в высшей степени зависим и уязвим». Исходя из эмпирических наблюдений, мы предположили, что «острая потребность маленького ребенка в любви и присутствии матери так же велика, как его потребность в пище» и что поэтому отсутствие матери неизбежно вызывает «сильное переживание утраты и чувство гнева». Нас особенно интересовали те ярко выраженные изменения, которые часто наблюдаются в отношении ребенка к своей матери, когда он возвращается домой после разлуки: с одной стороны, можно видеть, что он «сильно льнет к матери, И это может продолжаться неделями, месяцами или годами»; а с другой — «он отвергает ее как объект любви, и такая реакция может быть временной или постоянной? Последнее состояние, позднее названное отчуждением (detachment), мы считали результатом вытеснения чувств ребенка к матери.

Таким образом, мы пришли к заключению, что потеря матери сама по себе или в сочетании с другими факторами, которые должны быть четко определены, способна вызывать реакции и процессы, представляющие огромный интерес для психопатологии. Более того — мы сделали вывод, что это те самые реакции и процессы, что и у взрослых людей, у которых сохранились расстройства, вызванные ситуациями разлуки с матерью, пережитыми ими в раннем детстве. С одной стороны, среди этих реакций и процессов, среди разных форм расстройств мы наблюдали тенденцию предъявлять повышенные требования к другим людям и выражать тревогу и гнев, когда эти требования не выполняются, — так обычно бывает у зависимых и истеричных людей. С другой стороны, имеет место неспособность к установлению близких отношений, что наблюдается у людей, лишенных любви и привязанности, а также психопатических личностей. Другими словами, нам казалось, что, наблюдая за детьми во время и после периодов их разлуки с матерью, а также в незнакомой обстановке, мы видим именно те реакции и действие тех защитных процессов, которые позволяют нам заполнить разрыв между получением опыта переживаний такого рода и тем или иным личностным расстройством, которое может за ним последовать.

Эти выводы, естественным образом возникшие на основе эмпирические данных, привели к ключевому решению вопроса о стратегии исследований. Наша цель заключалась в том, чтобы понять, как возникают и развиваются эти патологические процессы. Поэтому мы решили впредь использовать в качестве основных данных подробные отчеты о том, как маленькие дети реагируют на разлуку с матерью, а затем — на воссоединение с ней. Мы пришли к выводу, что такие данные представляют подлинный интерес и существенно дополняют обычные сведения, традиционно получаемые в ходе терапии детей старшего возраста и взрослых. Рассуждения, лежавшие в основе этого решения, и некоторые первоначальные данные приведены в статьях, опубликованных в 1952—1954 гг., тогда же был снят и фильм