Привязанность - [147]

Однако, несмотря на то что к году ребенок, как правило, чувствует привязанность к целому ряду лиц, нельзя сказать, что он относится к ним одинаково. В каждой из двух рассматриваемых здесь культур младенцы демонстрируют явную избирательность. В исследовании младенцев из Шотландии была разработана шкала измерения интенсивности протеста, который демонстрировал ребенок против ухода от него каждого из тех людей, к кому он привязан.

Результаты показали, что у большинства детей протест против ухода какого-то одного лица был постоянно сильнее, чем против ухода другого, и что лица, к которым ребенок испытывал привязанность, можно было выстроить в иерархическом порядке. На основе более широкого набора критериев Эйнсворт установила, что гандийские дети, как правило, сосредоточивали свою привязанность на одном конкретном человеке. Она наблюдала, что примерно до девятимесячного возраста ребенок, привязанный не к одному, а к нескольким лицам, тем не менее, пытался следовать только за одним человеком. Более того, когда ребенок был голоден, нездоров или чувствовал усталость, он обычно обращался именно к этому человеку. В то же время, когда он был в хорошем настроении, он искал контакта с остальными лицами: таким объектом мог быть и ребенок постарше; часто играющий с ним.

Эти данные позволяют предположить, что с самого раннего возраста разные лица вызывают у ребенка разные паттерны социально направленного поведения и что было бы неверным всех этих людей называть лицами, к которым привязан ребенок, а отношение ребенка к ним — поведением привязанности. В будущих исследованиях необходимо уделить этим различиям больше внимания: тяга ребенка к партнеру по игре и тяга к лицу, к которому он привязан (в том значении, которое мы придаем этому понятию в данной работе), вполне могут очень различаться по своим характеристикам. Этот вопрос будет рассмотрен несколько позднее. Пока же мы можем привести заключение Эйнсворт:

«Ничто из моих наблюдений не противоречит гипотезе, согласно которой при наличии соответствующей возможности ребенок будет искать привязанность одного человека... даже если о нем заботятся несколько человек» (Ainsworth, 1964).

Главное лицо, к которому привязан ребенок

Кого ребенок выберет в качестве главного лица, к которому будет привязан, и к еще какому числу лиц он станет испытывать привязанность — все это в значительной мере зависит от того, кто ухаживает за ним, заботится о нем, а также от состава проживающих в одном доме с ним лиц. Очевидно, что в любой культуре наиболее вероятным кругом лиц, о которых идет речь, будут его биологические мать, отец, старшие братья и сестры и, возможно, бабушки и дедушки. Так что, вероятнее всего, именно из этого круга ребенок выберет как главное лицо, к которому будет привязан, так и второстепенные.

В обоих упомянутых исследованиях, проведенных на шотландской и гандийской выборках, для наблюдения были отобраны только дети, жившие вместе со своими родными матерями. Неудивительно, что в этих условиях в подавляющем большинстве случаев главным лицом, к которому был привязан ребенок, являлась его биологическая мать. Имелось, однако, несколько исключений. Например, сообщалось о двоих гандийских детях (мальчике и девочке) примерно девяти месяцев, которые были привязаны и к матери, и к отцу, но отдавали предпочтение последнему, причем у мальчика это проявлялось, даже когда он чувствовал усталость или был болен. Третий ребенок тоже из племени ганда, девочка, не обнаруживала признаков привязанности к своей матери даже в двенадцать месяцев, но была привязана к отцу и своей единоутробной сестре.

Среди выборки шотландских малышей мать практически всегда была главным лицом привязанности ребенка на протяжении первого года жизни, но в некоторых случаях на втором году жизни ребенка она начинала с кем-то делить эту роль — обычно с отцом ребенка. Однако среди пятидесяти восьми младенцев, составлявших шотландскую выборку, были трое, о которых сообщалось, что первым лицом, к которому они проявляли привязанность, была не мать, а кто-то другой: двое малышей выбрали отца, а третий, чья мать работала полный рабочий день, выбрал бабушку, которая заботилась о нем большую часть времени. (Шаффер и Эмерсон трактуют привязанность достаточно узко, и потому неясно, как интерпретировать другие данные.)

Наблюдения, подобные приведенным выше, как и многие другие, делают совершенно очевидным тот факт, что роль главного лица, к которому привязан ребенок, обычно принадлежащая родной матери, вполне успешно могут играть и другие люди. Имеются данные о том, что если лицо, замещающее мать, ведет себя по отношению к ребенку по-матерински, то он будет относиться к ней так же, как другой ребенок относится к своей родной матери. В чем состоит это «материнское отношение к ребенку» будет обсуждаться в следующем разделе книги. По-видимому, суть его в живом социальном взаимодействии, в готовности реагировать на сигналы младенца и его попытки к сближению (контакту).

Хотя нет никакого сомнения, что лицо, замещающее мать, может вести себя с ребенком абсолютно так же, как родная мать, и что многие так и ведут себя, тем не менее для женщины, замещающей мать, это может быть не так легко, как для биологической матери. Сведения о том, что вызывает материнское поведение у других биологических видов, позволяют предположить важную роль, которую может играть послеродовая гормональная активность, и стимулы, исходящие от самого новорожденного. Если это справедливо также и для человеческого вида, то замещающая мать должна оказаться в менее благоприятном положении по сравнению с биологической. С одной стороны, у замещающей матери не может быть такого же уровня гормональной активности, как у биологической матери, с другой — она крайне слабо связана, если вообще связана, с младенцем, которому заменяет мать, до того момента, пока ему не исполнится несколько недель или месяцев. Вследствие этих двух ограничений вполне вероятно, что у замещающей матери ребенок может не вызывать такие же сильные и точные реакции, как у биологической матери.