Привратник - [7]

— Теолога? — У Варнака тут же вылетели из головы возражения по поводу инквизиции. — Дарвин — теолог?

— Разумеется, — спокойно кивнул Истланд. — Разве великий ученый может быть кем-то другим? Теология является альфой и омегой научного мышления. Вы компьютер-то откройте да проверьте меня через поисковик. Мне ведь слепая вера не нужна. Христианство опирается исключительно на достоверные факты. Вы ищите — а я пока продолжу. Так вот, когда образованный теолог во время путешествия заметил интересные отличия неких островных птиц, он вполне мог списать это на причуды местных духов — но первая заповедь запрещала ему верить в существование иных сил, кроме силы единственного Бога. Он мог сказать: «На все воля Божья», — но третья заповедь запрещала ему призывать имя Всевышнего всуе. И потому, оказавшись меж двух запретов, он был вынужден искать замеченному явлению объяснение, которое не ссылалось бы ни на Божью волю, ни на воздействие иных нематериальных сил. Именно так Дарвин нашел объяснение, которое ограничивалось лишь естественным воздействием природы. Или возьмем аббата Менделя. Он тоже обратил внимание на странности при передаче отдельных признаков от растений их потомству. И вынужденный, точно так же, как Дарвин, чтить обе заповеди, аббат стал искать земное объяснение этим странностям, пока и не выяснил основные законы наследования признаков. А следующим в этой цепочке оказался отец Тейяр, нашедший синантропа в Китае…

— Стоп! — перебил его Варнак. — Что вы мне впариваете про христианство Дарвина, если церковь не признает эволюции?

— Вы уверены в том, что говорите, Еремей? — остановил перестук четок монах. — Ну-ка, поинтересуйтесь у «Гугля», кто каждые три года проводит международные конференции по эволюции, как не Римский папа и его Академия наук? Вам будет интересно. Кроме католической церкви и ордена пророка Экклезиаста, эта тайна Божьего замысла в современном мире не беспокоит больше никого. Я бы даже сказал — никого, кроме нашего ордена, поскольку Ватикан ограничивает свое содействие в основном финансовой помощью, возмещающей часть наших расходов.

— Подождите, Кристофер! — опять перебил его Варнак. — Я много раз слышал, что христиане отвергают учение Дарвина! Хотите сказать, что это все вранье?

— Вы как-то пытаетесь все подряд в общую кучу замешать, — красноречиво покрутил руками в воздухе Истланд. — Никакого учения Дарвина не существует в природе! То, что он открыл, изучается в начальных классах церковной школы под названием «селекция растений и животных». Селекция — и ничего более. Конечно, честь и хвала отцу Чарльзу за то, что он догадался распространить правила научной селекции на естественные процессы, но к эволюции это никакого отношения не имеет! С помощью селекции вы можете превратить шакала в болонку или дога, пантеру превратить в тигра или сиамскую кошку, но никакими стараниями вы не сможете сделать из кошки собаку или наоборот. Это разные виды, Еремей. Между ними лежит генетическая пропасть, которая методами селекции непреодолима. Увы и ах, но механизмы видообразования и эволюционных изменений остаются для нас столь же туманны и непостижимы, как и во времена аббата Менделя.

— Хотите сказать, Боженька из глины слепил?

— Не богохульствуйте, друг мой, — дружелюбно улыбнулся монах. — Не нарушайте третьей заповеди, не призывайте Бога всуе. Станьте хоть ненадолго истинным христианином, ищите материалистические причины, не связанные ни с чудесами, ни с колдовством, ни с Божьим провидением.

— Мутации! — вспомнил Варнак. — Причиной генетических изменений являются мутации. Удачные изменения закрепляются отбором. Только и всего!

— Мутации, Еремей, это поломки, — снова защелкал четками член ордена Девяти Заповедей. — Поломки генетического механизма. Сколько должно случиться поломок, чтобы карбюраторный двигатель стал инжекторным? Поршневой — реактивным? Или двухтактный двигатель стал четырехтактным? А ведь именно такого порядка видовые изменения и происходили при эволюции. Превратить двухкамерное сердце в четырехкамерное — это вам как? Можете себе представить путь плавного селективного отращивания на сердце и прилегающих тканях дополнительных венозных и артериальных сосудов путем поломок в прежней исправной схеме? Ну, или поэтапного отращивания жгутика у бактерии, который бесполезен без сложного механизма вращения, — равно как развитие механизма вращения, который бесполезен без жгутика? Впрочем, есть пример проще и нагляднее. Который прямо сейчас можно пальцами пощупать. Вот попробуйте пошевелить крыльями носа… Получается, да? Там находятся рудиментарные мышцы, которые сохранились в носу еще с тех пор, когда мы обитали в воде. В смысле, наш вид, наши предки. Вот это он и есть — тот самый промежуточный этап развития полезного приспособления. И какое он даст вам преимущество при отборе ныряльщиков в сравнении с теми, у кого мышцы атрофировались полностью? Или, будем считать, еще не развились?

— Вот тут-то вы и прокололись! — гордо парировал Варнак. — Никакой воды не было! Современные генетики неопровержимо доказали, что человек произошел от обезьяны!