Привилегия десанта - [92]
После концерта гости засобирались домой. «У нас праздник, мужья ждут и всё такое»… Мне стоило немалых трудов уговорить их разделить с нами праздничный ужин. «Ну, ладно, разве что на полчасика».
Что-то взяли из солдатской столовой, что-то жёны приготовили, но, как говориться, чем богаты. Выпили «за защитников», «за искусство», «третий»… И тут артисты запели! Я никогда в жизни ничего подобного не слышал. Кажется, они даже рот особенно и не открывали, а чистые необыкновенно красивые звуки сами собой лились из груди. Видя наш восторг, гости после каждого тоста дарили всё новые и новые песни. И каждый поражал чем-то своим, совершенно необыкновенным. Кажется, вот оно — само совершенство, но запела прима театра Любовь Казарновская, и остальное поблекло.
На третьей или четвёртой её песне случилась накладка — театральный аккомпаниатор не знал грузинской баллады, которую запела прима, и очередь удивляться наступила для гостей. Скромно сидящий с краю стола майор Олег Шалатов попросил гитару и не только профессионально подыграл певице, но вторым голосом вместе с ней спел эту балладу на грузинском языке. Теперь уже гости аплодировали не менее азартно, чем мы до этого.
— А можете спеть ещё что-нибудь?
— А что вы хотите: эстрадные, военные, народные, цыганские, Высоцкого, Челентано…
— Давайте всё подряд!
Через полчаса директор наклонился ко мне и говорит:
— Посмотри, как они его слушают. Зачем ты позвал нас, когда у вас такие таланты?
— Так наше никуда не денется…
Дальше гости на удачу называли любую песню, Олег начинал, а заканчивали все вместе. Атмосфера удивительная. Про мужей никто не вспоминал. Я до сих пор чувствую себя перед ними немного виноватым, потому что посадил в автобус и отправил гостей в Питер только в 2 часа ночи…
Через неделю состоялась встреча на территории театра. Теперь мы с женой сидели в директорской ложе и с интересом наблюдали, как знакомые артисты и музыканты готовились к спектаклю. Некоторые улыбались и раскланивались, как старым знакомым.
В средине первого акта в ложу заглянул директор и вызвал меня по срочному делу. Дело состояло из тарелки театральных бутербродов с икрой и балыком и бутылки виски, купленной два дня назад в Duty Free токийского аэропорта. Вискарь был настоящий, бутерброды свежие, разговор неспешный, обстановка располагающая. Со сцены приглушенно доносились чьи-то арии, мебель с вензелями Наполеона, кабинет директора одного из лучших театров страны — всё говорило не о заурядной пьянке, а о приобщении к чему-то высокому, в некоторой степени даже таинственному. Лишь одно меня немного смущало — это разница весовых категорий. Директор в молодости баловался лёгкой атлетикой, только той её частью, которой «лёгкой» можно было назвать с большой натяжкой. Он был метателем диска, копья или молота, точно не помню. За метр девяносто, косая сажень в плечах и килограммов сто десять живого веса. Поэтому наливал в стаканы не по-детски. Сачковать было бесполезно. Понятно, что к концу первого акта я был уже полностью погружён в прекрасное, но слабо ориентировался в пространстве и времени. Но со слухом было всё в порядке, а директор оказался замечательным рассказчикам.
— Помню, были мы в Палермо на гастролях, — начал он очередной рассказ, — неспешно разливая по стаканам вискарь. — В столице, стало быть, сицилийской мафии. Выпало мне, молодому артисту, сопроводить директора театра в банк. С нами импресарио и переводчица. Идём получать деньги за все гастроли. На ходу уточняется сумма. У них там лиры, суммы десятимиллионные. Импресарио говорит:
— Итак, за одно представление — 2 миллиона 487 тысяч 963 лиры, а за 11 представлений будет…
Я тут же называю сумму. Переводчица автоматически повторяет, импресарио, тычет пальцем по клавиатуре калькулятора и… круглеет глазами.
Заходим в банк. Вся сумма поместилась в огромную сумку. Работник банка интересуется:
— Как будете доставлять?
— Да пешочком прогуляемся, погода хорошая, да и красиво у вас тут, — отвечает директор.
— Синьор шутит? С такой суммой в Палермо и дорогу не перейти…
— Мы попробуем.
Теперь все работники банка прилипли к окнам и глазами, которые совсем недавно были у импресарио, смотрят, как мы вдвоём с директором и баулом, набитым деньгами прогулочным шагом побрели в сторону театра.
Вечером спектакль. Я, продолжает свой рассказ директор, задействован в третьем акте вторым тенором. В гримёрке по наглому сидят два представителя итальянской безопасности и ждут, на каком этапе произойдёт подмена. То, что я сотрудник КГБ, после случая с калькулятором и особенно после посещения банка в Палермо не сомневался никто. Со словами «Мамма мia!» они исчезли только после того, как проводили практически до сцены и прослушали всю арию.
Вернувшись домой в Союз, был удостоен визита руководящего товарища с Литейного (управление КГБ Ленинграда).
— Наслышаны о вашем поведении в Италии. Там на самом верху по вашей милости был устроен разнос по поводу подготовки агентов. Посмотрите, говорят, как мастерски КГБ своих готовит, а вы… Словом, товарищ, вы правильно себя вели. Всего хорошего!
Наконец-то для сержанта-десантника Сергея Прохорова, сражавшегося в Афгане, наступил заветный дембель! Конец войне… Но по досадной случайности Сергей не попадает в списки дембелей, улетающих домой первой партией. Что же делать? На ловца, как говорится, и зверь бежит. На кабульском аэродроме Прохоров встречается с прапорщиком Костроминым, который обещает помочь. Для этого сержанту надо нелегально проникнуть на борт «Черного тюльпана», а на подлете к Ташкенту спрыгнуть с парашютом, прихватив с собой контейнер с посылкой для мамы прапорщика.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Афганская война зачастую ассоциируется с пылью, солярной гарью, лязгом гусениц, мертвящей тишиной кишлаков, стылым холодом горных перевалов, мучительным напряжением саперной работы… Но без поддержки с воздуха многие наземные операции были бы обречены на кровавый провал. Они — воздушные бойцы — вдосталь пережили ужасы войны; они, как и пехота, изнывали от жары, атаковали, рисковали, вытаскивали из-под огня своих товарищей, погибали. И все же у них, военных летчиков, была своя война… Впервые в одной книге собран и систематизирован бесценный материал о боевой работе вертолетчиков в Афганистане.
Сержанту Андрею Семину крупно повезло: его хоть и отправили служить в Афган, зато он попал в подразделение связи. Что может быть лучше на войне! Свой особый распорядок дня, относительно комфортное «рабочее» место и никакого риска — служи себе в удовольствие и считай дни до дембеля. Но вдруг все круто изменилось. За безобидную шутку в адрес командира Андрея опускают на самое дно армейской иерархии — в мотострелковую роту, в пулеметно-гранатометный взвод. Вдобавок отделение, куда его определяют, пользуется дурной репутацией «залетного».
Как-то раз одуревшие с голодухи десантники старательно опустошили местную дынную бахчу, и афганские крестьяне не преминули тотчас пожаловаться командованию. Чтобы замять инцидент, убытки дехканам компенсировали большой партией армейского сухпайка. Спустя некоторое время «Голос Америки» сообщил, что «рашен коммандос травят мирное население Афганистана бактериологическим оружием». Весь гарнизон сутки по земле катался от смеха… Война, как ни странно, это не только страх, смерть, кровь. Это еще и забавные, веселые, невероятные истории, которые случались с нашими бойцами и поддерживали в них светлую надежду на то, что война закончится, придет долгожданный мир и они вернутся домой живыми…
Это была война, и мы все на ней были далеко не ангелами и совсем не образцовыми героями. Осталось только добавить, что этот рассказ не исповедь и мне не нужно отпущение грехов.