Привет от затерянного мира - [3]

Он продемонстрировал довольно пухлый том в твердом переплете с аляповатым рисунком: испуганная дамочка в пеньюаре и нависшая над ней одутловатая мезозойская рептилия.

— «Тринадцатое сентября тысяча девятьсот шестнадцатого года. Впал в буйство, выпив лишку настойки из гигантских пауков — аборигены их называют гула-гула. Все еще вижу повсюду огромных зеленых динозавров. Вынужден смириться с горькой правдой, что они могли оказаться вполне материальными. После обеда Рокстон, Мелоун и Саммерли ушли из лагеря, оставив меня наедине с галлюцинациями — двумя женщинами каменного века, чья медового цвета кожа кажется удивительно реальной и такой приятной на ощупь…»

— Довольно, Холмс! — возмутился я. — Бред человека, одурманенного арахнидами, вряд ли может служить веским доказательством существования динозавров.

— Не возражаю, Ватсон. Но давайте продолжим чтение! «Первое декабря тысяча девятьсот шестнадцатого года. Мы со спутниками благополучно вернулись в Англию, не встретив препятствия со стороны таможни, которая, впрочем, заподозрила, что я везу кое-какой незадекларированный груз. Яйцо, как и следовало ожидать, яйцевидной формы, размером с крупный кокосовый орех, кожура выглядит пористой, шафранно-желтого цвета. Я провез его, вытащив из багажа и завалив кухонными отбросами, причем при первой же возможности сам усаживался сверху. Когда корабельный карго заинтересовался, с чего это я сижу на куче гниющих отбросов, я откровенно заявил, что высиживаю птенца, который со временем превратится в гигантского двадцатифутового ящера-людоеда, и он оставил меня наедине с моими выдумками.

Второе февраля тысяча девятьсот семнадцатого года. Птенец только что вылупился. Мы кормим его индюшачьими потрохами, которые он поглощает с завидным удовольствием. Назвали его Глэдис в честь другой хищницы — невесты Мелоуна. Глэдис весьма привлекают подвижные и яркие объекты. Кажется, мы потеряли из-за этого кошку — огромную, лохматую, совершенно бесполезную тварь, годную только портить ценную мебель. Жена лишилась ума от горя. Начинаю любить Глэдис.

Десятое апреля. Глэдис подросла до шести футов. Хочу взять ее с собой на эту проклятую скукотищу — лекцию Уолтона об изменчивости плазмы микроорганизмов. Никого не предупрежу, ничего не стану объявлять, просто приведу ее на длинном поводке — пускай сидит на галерке и смотрит. Удастся ли этому шуту гороховому и дальше отрицать существование палеофауны?

Грин, который учил музыке моих детей, собрал вещи и съехал. Он постоянно жаловался на необходимость проводить занятия в той же комнате, где мы держим Глэдис. Некоторые созвучия приводят ее в безумную ярость. Очень удачно получилось, поскольку его музыка точно так же бесит меня. Нельзя же играть «Юпитер» Холста с утра до ночи».

— А кстати, Холмс!

— «Двадцать третье сентября. Договорился о поставке мяса для Глэдис с мистером Глассом — этот субчик ужасно зарос бородой, но он импортирует прекрасную ирландскую говядину. Посетил склад мистера Гласса — подозреваю, что его говядина до забоя имела обыкновение ржать, но цены приемлемы. Первую партию груза двое его партнеров доставили прямо в гостиную, где сейчас проживает Глэдис. Эти наглые разносчики имели дерзость усомниться в прочности шпингалетов на окнах. Мол, Глэдис может убежать. Пришлось продемонстрировать им, что открыть рамы можно только снаружи.

Двадцать пятое сентября. Надел водолазный шлем и кольчужные рукавицы и отправился скормить Глэдис половину конской туши. Беда! Окна настежь, гостиная пуста, трехпалые отпечатки уходят через лужайку и теряются вдали…»

Холмс захлопнул книгу.

— Вы всерьез полагаете, что палеозойская плотоядная тварь терроризирует Хэмпстед-Хит?

— Я проверял полицейские отчеты, Ватсон. За истекший год зарегистрировано свыше пятнадцати случаев необъяснимого обезглавливания. Кроме того, в парке и ближайших окрестностях пропадали домашние животные. Полиция не связывала их с делом, которое я сейчас расследую, по той простой причине, что там не было тромбонов.

— Получается, вина за убийства лежит на доисторическом чудовище?

— Не совсем так, Ватсон. Существует ряд мелочей, смысл которых пока что ускользает от меня. Например, в шести случаях свидетели показали, что соло тромбониста сопровождалось скрипкой, которая присоединялась к рефрену как раз перед финальными тактами и обрывала мелодию в момент трагедии. Нет, друг мой, я полагаю, за этим кошмаром стоит коварный человеческий разум.

Несколько дней спустя пресловутый туман все еще окутывал Лондон. Я лечил некроз челюсти у средних лет рабочего со спичечной фабрики. Чернила моей подписи еще не просохли на рецепте, в котором я назначал пациенту морфий, как вдруг рабочий заговорил неимоверно разборчиво для того, чьи зубы мгновение назад представляли собой костяное крошево.

— Доброго вам утра, Ватсон.

На сей раз я со стальной решимостью удержал себя в руках. Даже не оглянулся.

— Добрый день, Холмс. Надеюсь, вы понимаете, что я сейчас потратил впустую пятнадцать минут ценного рабочего времени.

— Дорогой друг, приношу самые искренние извинения. Улицы по-прежнему опасны, а мне нужно было повидать вас. Дело, занимавшее мой разум в течение некоторого времени, как будто приближается к развязке.