Приведен в исполнение... [Повести] - [70]

Они и подошли — спокойные, уверенные, как будто заранее договорились о встрече с ним. Один, веснушчатый и белобрысый, был высок и грузен, второй — темный шатен, равнодушно уставился бесцветными, выцветшими глазами.

— Здесь? — белобрысый шагнул на дорогу.

— Что «здесь»? — улыбнулся Корочкин.

— Мы от Краузе, — сказал шатен. — Не понял, что ли?

— Про вас не договаривались.

— Ну, твое дело — такое… — с ленивой угрозой проговорил белобрысый. — Не вникай во что не надо.

— И кто же это определил? — насмешливо осведомился Корочкин.

— Я, — сухо и уверенно сказал белобрысый. — Сюда возвращаться тебе незачем, а Зуева будем искать вместе. Хата в городе у нас есть.

Вот и выяснилось все. Работают под блатных, давят, хотят, чтобы их считали русскими. А вот «Зуева» искать — вместе. Немцы это, без сомнений — немцы. На всякий случай спросил:

— Как вас называть?

— Его — «ты» и меня «ты», — усмехнулся белобрысый. — И тебя — тоже «ты».

— Ладно, — кивнул Корочкин. — А что за квартира?

Он умышленно не сказал «хата», не хотел под них подделываться. Подумал: странность или даже глупость какая-то… Сам к ним пришел, сам напросился, а дошло до дела — и получается, что они чуть ли не враги. А почему «чуть»? Враги и есть. Он — русский, они — тевтоны. Он изначально не хотел никакого вреда России. Какой ей вред, если исчезнет с лица земли подлец, обозначенный сутенерской кличкой «Зуев»? Правда, есть брошь в сто миллионов — а это оружие, гибель тысяч красноармейцев… Ну и пусть гибнут. Красные же… А то не с ними дрался в 20-м… Нет, не с ними. С их родителями, пожалуй. А есть ли разница? Есть. Теперь каждый честный офицер должен… Бог с ними, с этими реминисценциями, он ничего и никому не должен.

— Оглох, что ли? — толкнул его шатен. — Или больной?

— Здоровый. Вот что, господа хорошие… Побрякушку доставать — ваше дело. Зуева найти — мое. Вы от моей помощи отказались. Это — как угодно. Ну а Зуева я и без вас найду. Мы с вашим… нашим шефом договорились эти два дела поделить. Так что не надобна мне ваша «хата», вы — направо, я — налево. — Он пошел не оглядываясь и сразу же услышал щелчок — такой знакомый, хотя и забытый уже, и негромкий окрик:

— Стой.

Оглянулся: шатен держал у груди, в сжатом кулаке, пистолет, расстояние было небольшое, Корочкин хорошо его рассмотрел, он выглядел непривычно — горбатенький, с рукояткой наискось, раньше никогда не приходилось видеть такого.

— Вернись.

Он кивнул и послушно сделал несколько шагов.

— Будете под дулом держать? Это не работа…

— Поговори… Пошел вперед.

— Ладно… — Теперь оба были за спиной. Пристрелят? Не должны. Краузе человек серьезный. Что они ни наплети по возвращении — цена одна. Зуев нужен… — Ты и ты, — не удержался он, — оба-двое, вместе, раскиньте мозгами или тем, что у вас мозги заменяет. — Он играл с огнем и понимал это, но рассудил, что люди, охотно применяющие давление и силу там, где спокойно можно без них обойтись, — такие люди, вероятнее всего, и сами понимают только язык грубой силы или ее эквивалент — наглость. Он замолчал на мгновение и, мысленно отметив, что пока не стреляют и не пытаются избить, продолжал напористо и уверенно: — Я к тому, что без меня вы цацку не достанете, потому что слабо представляете, что значит вдвоем на дороге раскопать могилу, в которой шесть костяков. А цацка — с карманные часы величиной. Ну и как? Вам из-за линии фронта пришлют саперную роту? То-то… — Он перевел дыхание, они молчали, никак не реагируя на его слова. Что ж, можно добавить. — Главное: пока эта штука не будет у нас в руках, — он умышленно сказал «нас», объединяй себя с ними, — как можно быть уверенным; что я не. А обманул, а? — Он нагло ухмыльнулся. — Или не запамятовал место? Не валяйте дурака, ребята…

Они переглянулись, шатен молниеносно-профессионально убрал пистолет, сказал:

— Хату в городе содержит проститутка. У нее пасется преступный мир — мелочевка всякая… Карманники, фармазоны. Мы представились по совести, мол, только отпыхтели на нарах, за незначительное дело, по значительному проехало, ну и подкинули шалашовке, чтоб уважала. Намекнули: есть третий кореш. Все понял? Возвращаемся в город. И больше помалкивай, оно похожее выйдет…

Когда сошли с электрички, было уже темно, на улицах горели фонари, окна домов тоже были освещены, звенели трамваи, у входа в кинотеатр выстроилась очередь, Корочкин посмотрел на рекламу: «Сердца четырех».

— Долго еще?

— Пришли. — Белобрысый толкнул его в подворотню. В глубине большого зеленого двора хорошо был виден деревянный особняк в два этажа с розовым отсветом, в окне. Корочкин заметил сломанную скамейку под деревьями, сказал:

— Присядем, сказать хочу…

— Ну? — Белобрысый сел, шатен остался стоять.

— Квартиру выбрали ничего… — похвалил Корочкин, отметив про себя, что прекрасно выбрали, профессионально: все подходы просматриваются, а с тыла наверняка проходные дворы. — Только… Где гарантия, что эта женщина не сообщит?

— Ты уж положись на нас, — хмыкнул белобрысый.

— А чем ты ее удержишь? — настаивал Корочкин.

— Деньгами, — белобрысый тяжело посмотрел. — И страхом. Еще вопросы?

— Теперь война, патриотизм вспыхнул. Деньги и страх сегодня «тьфу».